"Простые техасские девчонки", фик

[Yohji Kudou]

Название: Простые техасские девчонки
Автор: Brian J. Christopher ( Yohji Kudou)
Артер: Лохматый с глазами рыси ( zephyrianBoom)
Пэйринги: ж!дж2, м!Данниль/ж!Дженсен, м!Сэнди/ж!Джаред, м!Женевьев/ж!Джаред,

спойлер на одну сцену

м!Данниль/ж!Джаред/ж!Дженсен
Рейтинг: NC-17
Предупреждение: все мальчики - девочки, все девочки - мальчики. Полный гендерсвап ВСЕХ.
Объем: ~30K
От автора: спасибо огромное Лохматому за иллюстрацию, Клариссе - за первое прочтение, фрутти - за помпоны!

скачать .doc | смотреть отдельно иллюстрацию

На всякий случай - глоссарий смены упоминающихся имен. В CW RPS-каноне слишком много народу на "дж", в частности, поэтому мне кажется, что оно пригодится.

Имена

Основные:

Джаред Тристан Падалеки = Джардин Патриция Падалеки (Саманта, Сэм)
Дженсен Росс Эклз = Дженсен Риз Эклз (Ди, Диана)
Сандра МакКой = Сэнди МакКой
Данниль Харрис = Дэниэл Харрис
Дженевив Кортез = Джентиан Кортез (Даймонд (Руби, ruby = рубин по-английски, diamond = бриллиант))

Коллеги:

Эрик Крипке = Эрика Крипке
Сэра Гэмбл = Сэл Гэмбл
Джеффри Дин Морган = Джессика Ди Морган (Мэри Винчестер)
Джим Бивер = Джина Бивер (Бобби (Роберта) Сингер)
Алона Тал = Алан Тал (Джо Харвелл)
Саманта Феррис = Сэмюэль Феррис (Эл Харвелл)
Миша Коллинз (Кастиэль) = Миша Коллинз (Касти'эль)
Ричард Спейт Мл. = Рикарда Спейт Мл. (Трикстер)
Ким Мэннерс = Ким Мэннерс
Дон Острофф = Дон Острофф
Клиф = Клеа
Серж (оператор) = Соланж
Дженни (парикмахер) = Джин
Шеннон (макияж) = Шейн
Фил Сгриччиа (режиссер) = Филлис Сгриччиа
Дэн Спило (менеджер Джареда) = Дана Спило

Друзья/семья:

Джефф Падалеки = Джессика Падалеки
Меган Падалеки = Майкл Падалеки
Джошуа Эклз = Джоан Эклз
Маккензи Эклз = Маккензи Эклз
Дарла Шаффер (тетя Дженсена) = Даррел Шаффер

Джордан Хэган = Джордан Хэган
Джейсон Маннс = Джесси Маннс
Стив Карлсон = Стефани Карлсон
Кристиан Кейн = Кристен Кейн
Элизабет Арнуа = Лэнс Арнуа
Райли Смит = Райли Смит
Тай Во = Тайя Во
Майк Роу = Микаэла (Мика) Роу
Крис Даулинг (школьный друг Дженсена, они вместе снимали The Plight of Clownana) = Кристи Даулинг
Джон Кортез (брат Джен) = Джоанна Кортез
Викки Коллинз (жена Миши) = Виктор Коллинз

- -

Простые техасские девчонки

Пролог

- -

- Эй, Джар, слушай. «Сэм и Ди. Так их звала Мэри. Никогда - Дианой и Самантой. Мэри очень хотела мальчиков, а Джон втайне радовался, что получились две девчонки. Он-то, конечно, лучше многих знал, что женщины вырастают первоклассными охотницами - посмотреть хотя бы на его мать, но ему все равно казалось, что у девчонок шансы жить нормальной жизнью выше во много раз».

- Что это еще за хуета? Сценаристы решили попытаться излагать литературно?

Джардин сворачивает свою длиннющую тушу рядом на диване. Складной стол трейлера Дженсен засыпан листами старых сценариев, вырезками из Vogue, которые притащил Джин-парикмахер, а еще - новейшим издевательством от Эрики и Ким: распечатками фанфиков по «Сверхъестественному».

Дженсен косится на коллегу - та опять стянула лифчик, пока перерыв; впрочем, ветхая клетчатая рубашка Саманты Винчестер почти все скрывает. Если не знать, то и не заметишь. Дженсен замечает исключительно потому, что завидует: у нее самой грудь такая, что без лифчика ходить вообще невозможно. Она никак не может понять, каким образом с небольшим размером груди лифчик может мешать, но Джардин все время ноет, что ей, мол, ребра стягивает. «А подобрать такой, чтобы не стягивало, слабо?» - спросила Дженсен со смехом, когда Джардин впервые начала при ней жаловаться. «Они все такие, блядь. Лифчики - зло», - вот был и весь ответ Джардин Патриции Падалеки.

У Джардин маленькая, сука, грудь, но при этом крупные соски. И они вечно стоят. Как будто вообще не бывают мягкими.

- Сэм и Ди - лесбиянки, - нарочито спокойно сообщает Дженсен, потряхивая распечаткой.

- Хмм, - Джардин развертывается и вытягивает ноги - упирается в противоположную стену большими пальцами. У нее грязно-белые плотные носки. Она скрещивает ноги на щиколотках, штанины джинсов задираются.

Щиколотки Джардин - еще один предмет бешеной зависти Дженсен. Как, в общем-то, и все остальное тело коллеги по съемкам.

- И они трахаются друг с другом, - продолжает она тем же тоном.

- Логично, - хмыкает Джардин. Дженсен приподнимает брови: логично разве что в рамках альтернативной падалечьей логики, ага. Как она там говорила Джесси по телефону недавно? «Бывает логика мужская, бывает - женская, а бывает еще падалечья». Джардин усмехается и чешет подбородок: - Не знаю насчет тебя, а лично меня учила целоваться двоюродная сестра. Как пример.

- Но не родная же!

- Моя родная сестра терпеть меня не могла, когда мне было тринадцать, - скалится Джардин. - И ненависть была взаимной. А в случае девчонок Винчестер... Вполне допускаю, что Сэмми с этим вопросом пришла к мега-опытной старшенькой. Сама посуди: Ди на тот момент уже пару десятков мужиков поимела, и...

- Ди не шлюха, - возражает Дженсен совершенно серьезно. Джардин смотрит на нее, как на идиотку - не из-за тона, а из-за того, что из ее слов сделали такой вывод, и Дженсен фыркает.

Они обе нехило так втянулись в эти роли. Пожалуй, даже вырвались немного за пределы комфортного для Дженсен уровня вливания в персонажа. Она не помнит вообще такого - чтобы с кем-то из коллег приходилось обсуждать характеры не для работы, не во время прогона сценария, а просто так, в перерыве. С другой стороны, она впервые играет одну из двух главных ролей в шоу, где эпизодники нужны только затем, чтобы подохнуть креативно. Или быть креативно спасенными.

- Мне Ким тоже оставила копию, - смеется наконец Джардин. - Очень забавная штука - эти фанфики. Интересно, по «Парням Гилмор» их тоже писали?

- Погугли, - усмехается Дженсен. Она-то уже погуглила в прошлый перерыв фанфики по «Темному Ангелу». И даже не ужаснулась. Но там ее персонажа хотя бы спаривали с мужиком, а не с родной сестрой.

- Лень, - парирует Джардин.

Дженсен смотрит, как она закидывает руки за голову, потягивается всем телом, выставляя вперед стоячие чертовы соски, и думает в который раз: может, Падалеки все-таки по девочкам? Это бы многое объяснило. Но нет. У нее есть Сэнди, который, если на них вдвоем глянуть, вот-вот нацепит на длиннющий безымянный палец Джар брильянт размером с Гибралтар.

Они забавные вместе - Сэнди и Джардин. Он ей хорошо если по плечо ростом, но почему-то не тянет над ними ржать - настолько гармонично смотрятся. Он невысокий, но коренастый, шире каланчи-Падалеки раза в полтора, и сильный: Дженсен удивляет, что он в школе не играл в футбол. У него густые темные волосы, почти как у самой Джардин, и теплые, лучистые карие глаза. Очень добрые: Дженсен сама не заметила, как расслабилась и стала улыбаться почти без перерыва, когда сидели вместе в баре.

Слишком хороший он. Дженсен через таких попросту перешагивала всю свою жизнь, они казались ей унылыми, скучными - и вот, пожалуйста, еще один пункт в бесконечный список «хочу, как у нее». Не в том смысле, что хотелось отбить конкретно МакКоя, а просто. Чего-то такого же захотелось, как у них - гармоничного, стабильного, тепло-влюбленного. Чтобы было не скучно вместе даже спустя несколько лет.

Она, конечно же, не делится своими соображениями с Джардин, хотя у них уже вошло в привычку говорить обо всем на свете.

Еще Дженсен почему-то не говорит, что ей всегда было скучно с мужчинами в принципе, не только с любовниками (и не только с объективно унылыми). Как раз с любовниками было проще - всегда можно было перейти к сексу, не разбираясь, интересный чувак или не особенно. Ее не возмущало и не раздражало, что большинству пацанов интересны в первую очередь ее грудь и рот. Не замечают, что ноги кривые - и то хлеб. Она все равно не знала, о чем с ними разговаривать в свободное от постели время. И дело было вовсе не в темах и хобби - Дженсен достаточно интересовалась автомобилями, футболом, пивом и прочими якобы чисто мужскими вещами. Просто с ними было некомфортно почему-то, вот и все.

Все остальное она, кажется, выболтала Джардин в первую же неделю совместной работы.

Например, что отец боялся отпускать ее в Голливуд - мол, начнешь спать со всеми подряд, наркотики, алкоголь, о, Боже, сохрани! - но мама, к счастью, привела достаточно веских доводов, да и сама Дженсен всегда тщательно скрывала от родителей все, что не подобало делать хорошо воспитанной девушке из Ричардсона. Хотя по-настоящему плохой девчонкой все равно не сумела бы стать - несколько ее одноклассниц к восемнадцати уже успели сделать по аборту, а Дженсен всегда очень занудно относилась к этому вопросу. Ей никогда не хотелось иметь большую семью, как у нее самой. В конце концов, для этого у мамы с папой есть примерная старшая дочка Джоан. А для баловства всякого - вечный мальчишка Мак. Можно среднему ребенку попробовать что-нибудь свое?.. Мама решила, что можно.

Дядя Даррел тогда еще не встретил свою большую любовь, а потому в семье все успешно закрывали глаза на его «ненормальность» (иными словами, его все еще приглашали на свадьбы, годовщины и похороны многочисленных родственников), и когда Дженсен все-таки решилась поехать в ЛА, именно он устроил ей настоящий Вечер Проводов. Они ели поп-корн с толпой друзей и подруг дяди, смотрели старые мюзиклы и делали друг другу маникюр. Дженсен редко когда чувствовала себя настолько девчонкой, и это было почему-то приятно на контрасте с привычной необходимостью быть не просто женщиной, а бой-бабой, чтобы тебя уважали.

Долбанный Ричардсон. Честно признаться: Дженсен уезжала не за карьерой, а прочь от унылости. А еще ей не хотелось, чтобы папа диктовал ей, где сниматься - еще в детстве опостылели каталоги.

Роль в «Днях» она получила, вопреки расхожему мнению, не через секс. Хотя потом уже, позже, спала и с продюсером, и с основным режиссером, и с парой коллег. На съемочной площадке все спали со всеми, и Дженсен нравилось, что здесь это в порядке вещей.

Окей, есть еще одна штука, которую она Джардин никогда не расскажет.

Там же, на площадке «Дней», она познакомилась с завораживающей, прекрасной, странной Остен. Они сдружились неожиданно крепко, с Остен было веселее всего на вечеринках. Да что там на вечеринках - везде. Только Тайя и Кристен, с которыми Дженсен тогда еще снимала дом, не одобряли новой подруги, и она никак не могла понять, почему. Уже потом, когда развели в стороны жизнь и съемки, дошло, что о ней ходили определенного рода слухи. И, как выяснилось, о них с Дженсен - в том числе. А Дженсен даже не задумывалась о таком. Применительно к себе - ни разу. И, узнав, благополучно продолжила не задумываться. Для нее девушки всегда были настоящими друзьями, а мужчины - исключительно сексуальным объектом. Она не представляла, как можно смешивать одно с другим, не питала особенных иллюзий насчет того, что вряд ли когда-нибудь сможет найти себе любовника-друга. И все же о девушках никогда так не думала. Никогда.

И тут вдруг - на тебе. Понеслось.

- -

Простые техасские девчонки

- -

Сэнди трахает Джардин на столике у камина. Дженсен укурена в хлам и смеется, привалившись боком к косяку: у Сэнди классная подтянутая попка, но она так сосредоточенно сжимается с каждым ударом, и это совершенно не заводит.

- Свали на хуй, Эклз! - полуржет-полукричит Джардин, выглядывая из-за плеча Сэнди. - Не видишь, мы ебемся?

Дженсен оглядывается вокруг себя и понимает, что все гости, вообще-то, уже разошлись. Все, кроме нее. А сладкая парочка, видимо, думала, что никого не осталось.

- Окей, окей, съебываю, - ворчит Дженсен, слегка будто бы трезвея. - Классный зад, Сэнди.

- Спасибо, Дженни, - звонко смеется тот.

- Поаккуратней, тварь. С голой-то жопой... - Дженсен терпеть не может, когда сокращают ее имя. Вот ненавидит просто. И Сэнди об этом, скотина, знает. Только Джардин ее зовет все время «Джей» - но Джардин проще позволить, чем объяснить, почему не надо.

- Да... Поаккуратней, тварь. Джей тебя выы-ебет, - стонет Джардин, скрещивая долбанные свои щиколотки на долбанной круглой попке МакКоя.

- Кулаком, - кивает Дженсен и разворачивается на носках, плетется на кухню. Думает: «газировка. Газировка. Га-зи-ров-ка со льдом». Неожиданная, но отличная, надо признать, идея.

На кухне все блестит глянцево-свежим ремонтом, но при этом тут на удивление уютно. Нет ощущения необжитости. Джардин купила себе этот дом с целью... А с какой такой целью, Дженсен не врубается до сих пор. Наверное, с целью устроить шумное новоселье, разве что. И трахнуться с бойфрендом на глазах у всего честного народа в лице Дженсен Риз Эклз.

Она садится на прохладный кафель кухни, приваливается спиной к дверце ящика и щелчком открывает банку Доктора Пеппера. В голове все еще трезвонит задушенный смех Джардин, ее вечные ругательства, стон. «Джей тебя выы-ебет».

Ммм. А она ведь не трахалась с тех пор, как свернули «Десятидюймового героя». Дэниэл в койке был так же крут, как в первый раз, четыре с лишним года назад. Только странное дело: когда снимали с Кристи «Клоунана», хотелось просто затащить Дэна в постель, как любого другого мужика, а теперь... Теперь веселее было с ним пить и смотреть телек. И трахаться в перерывах.

- Я старею, - делится Дженсен соображениями с газировкой.

- Точно-точно. Оп, седой волос! - Джардин - с голыми сиськами, в одних, мать их, розовых стрингах - нарисовывается рядом и пребольно дергает прядку над левым виском. Дженсен инстинктивно лягает ее по голени, и Джардин отпрыгивает с возмущенным воплем.

- Что-то я не расслышала, как ты кончаешь, - говорит Дженсен. - Траблы в Десятом королевстве?

- Не в Десятом, а в Датском, дура, - брякает Джардин, отбирая у нее банку и делая шумный глоток. Нависает в полутьме длиннющей плавной тенью, у Дженсен голова кружится смотреть на нее снизу вверх. - И не «траблы», а «не все спокойно».

- Серьезно? - хмурится Дженсен.

- Я цитирую. Дура. У нас с Сэнди все просто великолепно.

Дженсен улыбается. Голова все еще кружится, заднице неожиданно холодно на кафеле даже сквозь джинсы. А эта... Хозяйка дома, мать ее... Разгуливает тут, в чем мать родила. Почти. Соски указывают на сев-верр, туда мы и дерр-жим путь! Боже. Хорошо, что под рукой гитары нет.

- Я рада, мелочь.

- Джей, - Джардин вдруг садится рядом, пихает потеплевшую банку в ладонь, прижимается плечом к плечу. - Джей, все хорошо?

- У нас все пррос-то ве-ли-ко-леп-но. Молчать.

- Укурок ты, Эклз. Наркоманка-любительница.

Дженсен смеется. Джардин дышит ей куда-то над ухом. От нее пахнет пивом, потом и трахом.

- После всего этого он обязан на тебе жениться совсем скоро, - говорит Дженсен, глядя прямо перед собой. - Сделать из тебя порядочную женщину. Скажи ему, что у нас в Техасе так дела не делаются.

Джардин молчит. Дженсен, морщась, пьет теплый Доктор Пеппер. Вставать за льдом лень.

- Тебе нравится мой новый дом? - спрашивает Джардин.

- Нет, - по привычке говорит Дженсен.

- Врешь, сучка.

- Вру.

Джардин обнимает ее за плечи, притягивает к себе. Длинный-длинный-длинный гибкий бок. Теплый. И. Сосок указывает на север.

- Холодно? - спрашивает она. Дженсен вздыхает неожиданно для себя самой и хмурит брови: тяжело отчего-то на душе, очень-очень тяжело. Будто комок такой в груди.

- Мне кажется, я влюбилась, - говорит она. Это еще более неожиданно, причем и для Джардин тоже: она отстраняется, смотрит в упор, моргает удивленно. А потом расплывается в хитрой усмешке понимания:

- А... Точно. Дэнни Харрис же. Он сладкая детка, Джей. Одобряю.

Дженсен проводит ладонью по лбу, трет глаза. Черт, линзы. Линзы надо вытащить. Что-то тут не так вообще. Что-то очень не на месте. И левый глаз колет.

- Ага, - говорит она.

- Позвони ему прямо сейчас, - предлагает Джардин. - Секс по телефону - отличное завершение ночки, как по мне!

Суббота. Ночь на воскресенье, вернее. Завтра - сегодня - не нужно быть Самантой Винчестер, поэтому у Джардин накрашены ногти: бело-розовый, мягкий цвет. Ей очень идет к загорелым рукам, так сильно идет, так красиво, что Дженсен смотреть больно.

- Я не буду никому звонить. Я в говно, Джар.

- Харриса таким не отпугнуть, - со знанием дела говорит Джардин, и Дженсен вспоминает, что они, вообще-то, тоже знакомы, причем сто лет как. Интересно, а...

- Я хочу спать, - говорит она. - Можно, я останусь?

- Да какие вопросы, ну. Дура ты, Эклз.

Дженсен улыбается. Джардин - она как школьница иногда, как маленькая девочка, такая еще маленькая и хорошая, правильная, глупая. Красивая-маленькая-хорошая девочка. Ее девочка.

- Спокойной ночи, - говорит Дженсен. Целует Джардин куда-то в подбородок. Замечает, что голая грудь покрылась наконец гусиной кожей - не вечный все-таки генератор в Падалеки сидит, значит. Гы. Генератор. Генератор-вибратор. Гы. Она пихает Джардин в бок: - Оденься. Или иди уже к Сэнди. Мерзнешь же. Дура. Джей.

Джардин улыбается. Дженсен плохо помнит, как вытащила линзы и доковыляла до гостевой спальни. Веселое удалось новоселье.

- -

Дэна ведет с ее груди. Ну, хоть что-то никогда не меняется.

- Эй. Я тут, - усмехается Дженсен, поднимая его голову двумя пальцами за подбородок.

- Извини, - нахально скалится Дэн. Дженсен улыбается шире и дергает верхнюю пуговицу блузки быстро, нетерпеливо. Дэн приподнимает бровь, притворно-возмущенно надувает губы: - Что, никакой прелюдии, сразу так? Ты меня совсем-совсем не любишь.

Дженсен фыркает. Ей странно. Они уже не в старшей школе, чтобы предлагать друг другу встречаться, но от этого разговор, проясняющий характер их отношений, получился еще более несуразным.

Зато быстрым. Ну, Дэн был бы не Дэн, если бы не слил по-скорому неуютную тему. Чувак не любит долгих рассусоливаний - за это Дженсен, наверное, в него и влюбилась. Хмм. Или за его рот... Тоже вариант.

Дэн пошло сжимает ее грудь, вытаскивает из лифчика так, что он остается пародией на корсет, упирается в ребра; Дженсен возбуждается резко - ей нравится, когда так. Когда «никакой прелюдии». Прелюдии - это для школьниц, а она уже большая девочка. По крайней мере, достаточно большая, чтобы быть в серьезных отношениях, видимо.

Дэн жужжит молнией на джинсах, кусает больно сосок. Дженсен шипит, царапает ему затылок. Он отрывается, толкает ее на кровать и забирается сверху, без обиняков утыкается готовым членом в грудь, трахает глубокую ложбинку: Дженсен чувствует себя приятно грязной, мозг отрубается, одна похоть и остается. Привычные горячие движения.

И все равно очень странно после секса не сваливать, а вместе курить. Дэн, как настоящий джентльмен, приносит две бутылки пива и открывает их зубами. Дженсен довольно потягивается, сбрасывает надоевший лифчик.

Первое и главное, что привлекает ее в Дэниэле: он интереснее, чем кажется. Дженсен нравится обнаруживать что-то новое, непредвиденное в людях, и тем более - в мужчинах. На вид-то Дэн - типичный мальчик-модель, она с такими почти всю свою карьеру ходила под ручку на премьеры, чтобы смотрелось правильно-глянцево. Когда их познакомили, она даже решила было, что он гей, но потом Райли Смит вдруг сказала: «Кстати, это мой парень». Что у них не заладилось в итоге с Райли, Дженсен так и не выяснила - они продолжали вместе тусоваться, а когда она сказала друзьям, что у них с Дэном вроде как все серьезно, никакой ревности со стороны старой знакомой не уловила. И неизбежно, в который уже раз, порадовалась, что свалила из Ричардсона: киношный бизнес тоже периодически кажется ей одной большой деревней, но здесь хоть и принято обсуждать, зато не принято осуждать соседей.

- Слушай. Ты случайно не трахал Джардин Падалеки? - спрашивает Дженсен вдруг.

Дэн непонимающе сводит брови, склоняет голову набок. Он очень красивый, очень, особенно сейчас, когда домашний и растрепанный; Дженсен в курсе, что вопрос бредовый, да и сформулировала она его как-то совсем уебищно, но ответ услышать все равно хочется. Дэн смотрит на нее в упор, моргает, а потом расплывается в хитрой усмешке. Дженсен сглатывает нервно: ощущение дежа вю захватывает, она едва не давится пивом.

- Ха! Дженсен Эклз меня ревнуу-ет, - тоненьким голоском тянет Дэниэл. Дженсен невольно смеется и пихает его локтем в бок.

- Мне просто любопытно, мудак.

- Нет, - скалясь во все отбеленные тридцать два, говорит Дэн. - Она не в моем вкусе. Не люблю тощих дылд.

- Сам ты тощая дылда, - огрызается Дженсен. - Тебе просто завидно, что она тебя выше.

- На полдюйма! - возмущается Дэн. - Всего на полдюйма. Так что, клянусь, дело не в моей мужской гордости.

Дженсен понимает, что ответила ему резко, слишком резко. И ее накрывает благодарностью за то, что он предпочел резкость проигнорировать.

- Но ты и правда тощая дылда, - усмехается она, проводя ладонью по стройной ноге.

- Это профессиональное, - отмахивается Дэн, закуривая очередную сигарету. - Понимаешь, мне бы не давали роли лучших подружек главных героинь, если бы не мои прекрасные длинные ноги.

Дженсен улыбается. Ей хорошо.

- -

Сэнди работает и учится, пишет диссертацию, поэтому приезжает редко, и Джардин постоянно ноет, что ей: а) скучно, б) страшно одной в большом новом доме, в) пизду сводит от недоеба. Конец цитаты.

Дженсен закрывает лицо руками и качает головой. Иногда ей хочется промыть рот Джардин с мылом. А вообще-то Дэн тоже приезжает редко, она сама ездит к нему и то чаще, хоть все равно не каждую неделю, но не видит в таких отношениях большой проблемы. Наоборот, очень удобно, если так подумать: они оба работают много, задалбываются, жили бы рядом - покатились бы наверняка претензии, что мало времени друг другу уделяют, а так вроде бы все понятно, объяснимо. И соскучиться успеть можно, что весьма полезно для «серьезных отношений». Наверное.

- У тебя, Эклз, проблемы с сексуальным аппетитом, - безапелляционно заявляет Джардин, безжалостно протыкая вилкой стейк. Дженсен молчит - более оригинальной отмашки, чем «у тебя, погляжу, ни с каким аппетитом проблем нет», придумать не удается, а значит, не стоит и нарываться. Джардин плотоядно усмехается: - Вот скажи мне, подруга, у тебя хоть один вибратор дома есть?

Дженсен вздыхает. Этого стоило ожидать.

- Есть, - говорит она. - И чего?

- А того, - Джардин пожирает - другого слова не подобрать - мясо и несколько блаженных секунд ничего не говорит. Дженсен пользуется паузой на полную: разваливается на стуле, раздвигая колени, хрумко чешет указательным пальцем под ширинкой и коротко рыгает.

- Детка. Не учи отца ебаться.

Джардин, как и ожидалось, давится куском стейка. Дженсен довольно ржет. Незачем Падалеки знать, что она не любит, ну. Мастурбировать. Ей слово-то не нравится само: может, поэтому и действие тоже, хоть и глупо звучит, будто отмазка. И не то чтобы ей не нужно спускать пар. Нужно, как и всем. Просто самой как-то не так. Никак, если быть честной. С игрушками, без игрушек - разницы никакой.

Джардин не успевает придумать достойный ответ - их зовут на площадку. Дженсен отодвигает пластиковую тарелку, проводит рукой по лицу еще раз. Ей уже не нужно даже пяти минут, чтобы «настроиться», как в первый и, отчасти, во второй год, но в последнее время голова где-то не там.

Джардин, чертова школьница, утверждает, что это все любовь, но Дженсен вовсе не уверена. С Дэном спокойно. С Дэном вроде бы все есть, о чем она даже не мечтала: секс и дружба в одном флаконе. И ощущение, что продлится оно долго. От этого тепло, приятно и удивительно, хоть башку и не кружит.

- Ди, - говорит Саманта проклятым проникновенным своим голосом. - Ты в порядке?

- Да в порядке я, - огрызается Ди. - Отвали, Сэмми.

- -

Забастовка. У Дженсен это слово ассоциируется с названием клуба, неоновыми буквами мерцает изнутри век. Кажется, в Лас-Вегасе, по соседству с кантри-баром, где Кейн зажигала еще лет пять назад, было такое заведение.

На концерты Кристен ходит куча типичных реднеков. Дженсен и весело, и мерзко, поэтому из двух зол она выбирает меньшее: залезает к подруге на сцену, нацепляет ее ковбойскую шляпу, подвязывает под грудь полы клетчатой рубашки и берется за гитару. Из толпы доносится свист, довольные выкрики, и они поют на два голоса. В первом ряду стоит Дэн, и Дженсен, дернув струны в последний раз, спрыгивает к нему на руки. У него сейчас волосы выкрашены в каштановый для роли очередного лучшего друга-гея. Он улыбается широко, говорит что-то, не слышно в толпе. Дженсен закрывает глаза.

Все так через жопу, что думать об этом не хочется. В висках гудит от обилия звуков и алкоголя. А скоро Рождество...

Дэн целует ее в лоб.

По-нес-лось.

- Это не измена, - шепчет Джардин. - Мы же девчонки, Джей. Мы же подружки. Это не считается.

- Не считается, - глухо отзывается Дженсен. «Не считается», «не считается» - шепот через уши просачивается, кажется, куда-то в живот. Ниже. Девчонки. Подружки. Ну, да. А она-то считала, что они уже взрослые тети. Даже вечная школьница Джар...

Джардин берет ее руку и кладет себе на грудь. Ее сосок такой же твердый на ощупь, как на вид. Дженсен стонет и мнет полной горстью. Неуклюже освобождает вторую руку - оказывается, она оказалась зажата между ними (черт, где только что были ее пальцы? Мамочки, Боже) - и давит двумя руками...

...не умещается в ладонях. У Дженсен маленькие руки, и от этого грудь Джардин кажется больше. Дженсен трогает, трогает, продолжает лапать жадно. Стекает вдруг вниз, скользит буквально; колено Джардин оказывается у нее между ног: и неудобно, и слезать с него не хочется; она берет правый сосок в рот, губы горят, Господи, будто лихорадит: сухие, а слюны - полный рот. Джардин стонет мягко, кладет руку ей на затылок, гладит, потом щекочет ногтями шею, зарывается в волосы. Шепчет: «У тебя такие красивые волосы, Джей».

Дженсен задыхается: губы превратились в эрогенную зону, да еще ногти - розово-белые, короткие, но такой красивой формы - гладят неожиданно приятно, водят едва-едва... Раньше Дженсен стриглась короче (для роли Джесси, тренера школьной команды по софтболу в «Смоллвилле», нужно было выглядеть как типичный чертов дайк) и вроде уже попривыкла к плотным волнам Ди Винчестер, но только сейчас почувствовала, насколько ей действительно лучше - горячее, черт, привлекательнее - с такой прической.

- Не бойся, - хрипло говорит Джардин. Это почему-то не бесит. Наверное, из-за тона. Не звучит как утешение, звучит... Просьбой. Грязной просьбой.

Дженсен, не сдерживаясь, кусает сосок, потом снова всасывает, лижет, и рук не хватает, не хочется опускать их, но пальцы сами собой дергаются на живот и вбок, погладить офигительный изгиб талии. Длинная, бесконечная просто Джардин, восхитительная, горячая, гладкая вся, тонкая - как, как вообще можно называть ее тощей дылдой?..

- Джей... Джен... Дженсен, эй, дай мне тоже, - гортанно смеется она. У Дженсен в голове вата, иначе не скажешь. А между ног - горячо, и разливается снизу вверх до самых, кажется, зубов, сводит возбуждением, будто одно прикосновение - и кончит сразу. Джардин толкает ее назад, на подушки: огромная кровать в огромном доме, где Джардин было якобы одиноко и страшно.

Уловка эта стара, как мир. Вот же сучка. Хочется спросить: теперь тебе не страшно? А? Тебе - наверное, нет. Мне - до чертиков.

Джардин забирается руками под футболку сзади и расстегивает ей лифчик одним движением, одним кликом. Смеется, говорит: «Сними, ну» - и сползает к изножью кровати, расстегивает ширинку, сама приподнимает Дженсен бедра и стягивает джинсы. Дженсен не может пошевелиться.

- Сними, ну, - повторяет Джардин требовательно. Дженсен слабыми руками тянет футболку вверх, а когда выныривает, лицо Джардин совсем рядом, губы почти на губах, чуть податься вверх - и можно целовать.

- Можно, я тебя поцелую? - спрашивает Дженсен. Тут же ненавидит себя за это: ну что за бред, откуда взялось? Это уже даже не школьное, это вообще какое-то непонятное.

- Джен, - серьезно говорит Джардин прямо в рот. Не «Джей» - по-приятельски, а «Джен». Дженсен трясет. - Можно.

Раньше Дженсен было любопытно, как Джардин выглядит с длинными волосами. Искала фотографии в сети, когда с Шейном и Джином распечатками завешивали стены трейлеров. Но честно если, совсем-совсем честно, вот так, так - идеально: короткие прядки на затылке и густая челка. Мягкие, пушистые такие у нее волосы, их много, много. Думала, что завидует объему этих волос, а на самом деле. На самом деле...

Бесит невозможность трогать все и сразу. Поцелуй выходит неуклюжий, мокрый, Дженсен просовывает язык глубоко, ей самой не нравится, когда так делают, но почему-то сейчас не может по-другому: надо больше, дальше, попробовать ее всю, впитать всю, пока дают, пока «не считается». Высок шанс, что они и не увидятся толком в неформальной обстановке, по крайней мере - в ближайшее время. Что сериал прикроют к чертовой бабушке, и никакие старания Эрики не помогут. Забастовка - это не только клуб в Лас-Вегасе.

Джардин кусает ее язык, берет лицо в ладони и губами, дыханием приказывает успокоиться. Дженсен стонет задушенно, но все равно громко, бедра сами собой вздымаются вверх, она трется об острое колено, насаживается на него и, цепляясь пальцами за гладкие плечи, кончает. Неожиданно, слишком скоро, но долго, черт, невиданно долго - кусает губы Джардин, чтобы не кричать, так хорошо, нереально, невозможно. Волна за волной, колотит, уши закладывает.

- Господи, горячая моя, сладкая девочка... - бормочет Джардин сквозь пелену ваты. Дженсен жмет ее к себе, хватаясь руками за длинную худую шею. Чуть ли не душит.

Стоит вдохнуть - накрывает злостью на себя, на тушу свою, блядь, недотраханную: какого дьявола так?! Ничего не успела ни прочувствовать, ни распробовать, а все тело уже морит по-сонному. Ну уж нет. Нет.

- Джар, - шепчет она.

- Ммм? - Джардин лежит на боку рядом, водит пальцем по груди сквозь так и оставшийся надетым лифчик. Аккуратно избегает сосков: знает каким-то образом, что сейчас слишком. Просто трогает. Ласкает. Любуется.

Дженсен тяжелыми глазами смотрит на нее: острые скулы горят, тонкие губы - сухие, раскосые глаза - темные, совсем непонятного цвета. Ошеломляющий контраст с девчонкой-акселератом: возбужденная женщина, готовая, жадная.

По телу проходит судорога, будто вбросило во второй оргазм от одного вида.

- Джар, - Дженсен закашливается. - Джей.

Джардин вытягивается на спине и без слов раздвигает ноги. Дженсен сбрасывает лифчик, с трудом - конечности, сссука, не слушаются - заваливается между бесконечных ног и открытым ртом прижимается к животу, языком скользит от пупка к резинке пошляцких розовых стрингов. Отводит резко истому, переключается тело в невиданный прежде режим: делать-трогать-трахать. Она откуда-то знает, что Джардин носит эти блядские трусы для того, чтобы чувствовать себя женственнее. Тянет сказать: тебе это не нужно, девочка моя, ты самая горячая девочка в мире, - но рот занят, отлепить его никак не получается.

Дженсен хочется. Хочется до трясучки, и она целует прямо сквозь трусы, целует так, как целовала в рот - высовывает язык и тычется как можно глубже. Ткани мало, но она раздражает, и Дженсен просто отодвигает ее в сторону: снимать - слишком долго. Ей не страшно. Она не умеет ни черта, ну и пусть. Не квантовая, мать ее, физика.

Джардин кричит. Натурально кричит, когда кончик языка попадает по клитору, цепляется одной рукой за простыню, другой - за плечо Дженсен, и ей вдруг становится совершенно четко ясно, чего хочется больше всего.

Она открывает рот, обнимает руками за бедра, гладит ноги, насколько хватает длины рук, и Джардин раскрывается, складывается, будто угадала еще давным-давно фетиш: теперь можно дотянуться пальцами до щиколоток. Дженсен просто подставляет язык, дает тереться, пользоваться так, как нужно. Вкус и запах, приглушенный слегка запахом геля для душа, да ощущение невыносимо красивых косточек в ладонях, от которых заводилась издалека два с половиной блядских года, окончательно развевают отходняк от оргазма. Джардин насаживается на рот, громко стонет, не контролирует больше пальцы: берется жестко за волосы и тянет на себя, в себя, вкруговую.

По подбородку течет, дыхания не хватает, в трусах отвратительно-пошло-мокро, нужна на этот раз не чертова коленка, а руки, длинные, прекрасные ее пальцы, или рот, Господи Иисусе, хитрый длинный язык.

- Посмотри на меня, - невозможно низким голосом говорит Джардин, и Дженсен смотрит. Смотрит через гладкий лобок, подтянутый живот, через соски, указывающие на север. Она чувствует себя не просто приятно грязной, а...

Она смотрит, как Джардин кончает. Не знает, каким образом ей удается не убрать язык, не остановиться, не зависнуть - наверное, Джардин просто держит ее по-прежнему грубо и крепко? Смотрит, как закатываются непонятного цвета глаза, дрожат ресницы, распахиваются в гримасе губы. Она не красива, нет, тут другое. Не подобрать.

Дженсен облизывается, как кошка. Когда пальцы отпускают затылок, она не отстраняется: осторожно сцеловывает вязко-мокрое, ловит губами судороги. Утыкается носом в бедро, прикусывает, не понимая, что делает; только когда Джардин дергает за волосы, хрипит: «Эй, Джен, полегче, ну!» - отпускает.

Ей мало. Все еще мало: хочется съесть ее целиком, всю. Долгую-гладкую-нежную Джардин. Джарр-дин, имя-то, черт дери, никогда не задумывалась, как ей идет: чувственное - ну как иначе, чтобы не сопливо, сказать? - и раскаленное, распаляющее просто. Если бы у Дженсен был член, он вставал бы тупо от упоминания ее имени, стопудово.

- Иди сюда, а.

Дженсен идет. Они лежат бок о бок. Дженсен нарочно прогибается, чтобы касаться грудью ее груди. Она как пьяная - раскачивается будто, плывет под губами Джардин, мурашки по коже бегут. Джардин полными горстями берет ее грудь, у нее в руках тоже не умещается, только по обратной причине. Она облизывается, щурится. Дженсен рада, что горят две тусклых желтых лампы под потолком - полный свет был бы слишком резок, вообще без света - ужасно, не увидишь ничего.

- Ммм, - пытается что-то сказать Дженсен, но сил нет, и мыслей - ноль, и ладони мнут ее так приятно.

- Сними эту дрянь, - шепчет в губы Джардин, и они синхронно стягивают промокшие напрочь трусы.

Руки крест-накрест, умелые пальцы, широкий, глубокий рот.

Последние дни съемок, снова ее руки.

За два часа до самолета - пьяный шепот-признание: «Ты не представляешь, Джен, как я старалась быть правильной девочкой. Ну, упс». И смех на прощание.

А Дэн целует ее в лоб, и у него каштановые волосы, и скоро Рождество. Джар, Джей, Джардин - она просто девчонка, подружка. Не считается.

- -

Дженсен, вообще-то, всегда везло. Она легко справлялась с глюками изнутри головы - не в последнюю очередь благодаря папе, конечно, который пихнул ее сниматься в каталоги. Это поначалу она ненавидела камеру, зато потом дошло, от какого количества комплексов избавила ее эта работа. К примеру, когда Дженсен перешла в среднюю школу, сама фраза «я снималась для журналов» (не суть важно, каких именно) сработала, как волшебный ключик. Пошло по накатанной: команда болельщиц, девчоночий клуб, школьная элита. Ей не то чтобы нравилось все это, но она не задумывалась о том, как бывает по-другому. Не гордилась своим положением, как многие одноклассницы: хоть и числилась в «крутой тусовке», ее лучшей подругой все равно оставалась тихая, неприметная с точки зрения большинства Тайя, с которой выросли в соседних домах. И только через несколько лет она поняла, что любую другую девчонку за такое бы задразнили. Как и за участие в школьном мюзикле, кстати...

Забавно, как подростки чуют, плевать тебе на их отношение или нет. Дженсен было плевать, и это, наверное, впоследствии ее спасло от судьбы девяноста пяти процентов начинающих актрис. Ну, еще и талант, как говорят агенты, но Дженсен прицельно не думает об этом: боится зазнаться. Она считает, что у нее неплохо получается делать свою работу, и старается делать ее как можно лучше. Вот и все.

- Ты это серьезно сейчас? - Джардин забирает у нее косячок и глубоко затягивается. - Я тебе, блядь, не Элтон и не Джейми Киммель.

Дженсен слишком занята разглядыванием ее ресниц, чтобы обижаться. Внезапное семейное Рождество растянулось на несколько дней, и они забрались на чердак дома Дженсен, пока остальные еще не проснулись. Они встали не одновременно, но с разницей всего в полчаса, не больше - сказывалась долбанная привычка по рабочим дням вскакивать с рассветом и вываливаться в машину.

- Я серьезно, - говорит Дженсен, все еще пристально глядя на ресницы Джардин. - Ты ведь лучше многих знаешь, как меня бесят мои ноги. А меня даже не особенно дразнили за них. А в команде болельщиц чужие ноги - это... Ну, главная тема обсуждения, скажем мягко.

- Хочу тебя в чирлидерской юбке, - говорит Джардин, и Дженсен отбирает у нее косяк только для того, чтобы занять руки чем-то.

У них правильное, семейное, целомудренное Рождество: семьи спят семьями, а невенчанные - в разных комнатах по половому признаку. То есть Джардин положили с Дженсен в ее старой комнате. А Сэнди и Дэна - внизу, у Маккензи.

Дженсен облизывает губы. В ней будто зверь какой проснулся, похотливый, вечно неудовлетворенный, никогда такого не было. Бедного Дэна три дня назад уездила совершенно. Хочется спросить, как у Джардин с этим дело обстоит. Но страшно. Джардин правильно говорит: то, что у них - оно не настоящее, не имеет веса никакого. Так, способ не свихнуться, пока бойфренды далеко. Пилюля от «женской истерии», или как там оно называлось...

Джардин резко наклоняется, целует ее в шею, едва не напарывается щекой на тлеющий косяк.

- Джар, хей, осторожно! - Дженсен отдергивает руку, ловит щеку ладонью - гладкая-гладкая золотистая кожа, Господи, а если бы ожог остался?.. Ей бы было больно, и. И.

Комок в горле размером с весь, кажется, Техас мешает дышать, говорить, смеяться в ответ на тихое хихиканье. Джардин кусается: нарывается будто. Будто хочет, чтобы увидели. И Дженсен думает: ну и что? Дэн спросит - скажу, что его рук, то есть губ, дело. Не упомнишь же каждый засос и царапину.

Джардин груба в постели. Грубее, чем многие мужчины, с которыми Дженсен доводилось спать. Она царапает плечи, дергает за волосы, прикусывает губы едва не до крови. Дженсен хочется думать, что это из-за такой же похоти, какую чувствует она сама, и из-за такого же отчаяния: каждый раз - как первый, и каждый - как последний. На носу январь, и что дальше будет - черт его разберет.

- Затуши, - говорит Джардин, надавливая большим пальцем на ее запястье. - Все равно не осталось почти. Хочу тебя в чирлидерской юбке. Ну?

Оказывается, она уже успела порыться в ящиках со старыми шмотками, которые мама аккуратно расставила в углу чердака. Оказывается, с шестнадцати Дженсен даже похудела.

- -

Дженсен не думает о ней, когда трахается с Дэном, и это удивляет. Она смотрела достаточно подростковых и не очень фильмов и сериалов, читала достаточно сценариев к ним же, чтобы в общих чертах представлять, каково это - хотеть другого человека, будучи в устоявшихся отношениях. Она ожидала фантазий, сердечных мук и угрызений совести, но ничего такого нет. Просто с Джардин она чувствует себя совершенно иначе, чем со всеми остальными. Словно два разных человека: Дженсен Риз Эклз и «моя Джей». И так получилось, что в модусе «ее Джей» Дженсен привыкла проводить практически все время. Стоит Джардин позвонить - клик-клик, переключился тумблер, пора менять декорации. Дэн сидит на диване, смотрит телевизор, ржет над каким-то ток-шоу, Дженсен лежит на ковре у дивана, закинув ноги на кофейный столик; Джардин ржет в трубку, говорит, говорит без умолку, дышит шумно, а потом вдруг стонет, и Дженсен сводит колени, закрывает ладонью глаза. А стоит нажать на сброс - и все по-прежнему. Только мокрые трусы и пульсирующая венка на шее палят визит «ее Джей».

Они возвращаются в ЛА. Алкоголь, трава, гитара, ленивый секс. Дэн шутит, что хочет жениться и завести семью. Дженсен хмыкает и приподнимает бровь, говорит, что кишка у него тонка - предложение ей сделать. Дэн кивает, прячет глаза, дует на обросшую челку: ему сделали мелирование для следующей эпизодической роли, и Дженсен постоянно обещает ему купить страпон. Дэн вертит задницей и требует на день рождения кружевные чулки. Дженсен пронзает осознанием, что совсем скоро март, и она пишет Джардин паническую смс. Джардин сразу же перезванивает, но вместо «все будет прекрасно, детка, не дрейфь» она говорит:

- Он все-таки это сделал, Джен. И я сказала «да».

Дженсен рассказывает Дэну, и тот матерится десять минут подряд. Говорит:

- Я знал, я знал, что этот засранец ростом с ебаную Дюймовочку опередит меня!

Дженсен только фыркает.

Ничего не меняется. В первый же день в Ванкувере Джардин зовет ее к себе и трахает на коврике у камина. Дженсен оставляет на ее шее здоровые красные пятна, и Шейн на следующее утро отпускает сальные шуточки насчет манеры Сэнди прощаться с невестой. Разумеется, вся команда уже знает, Дженсен это не шокирует; от резного камня кольца осталась царапина на внутренней стороне бедра, и она радуется, что Джардин трахнула ее страпоном, а не пальцами, иначе не обошлось бы без царапин в более чувствительных местах.

Эрика сообщает, что Ди отправляется прямиком в Ад, и Дженсен звонит дяде Даррелу. Они треплются обо всем и ни о чем. Самопроверка удается: дядя не улавливает в ее голосе ни тревоги, ни уныния, ни паники. Жизнь идет своим чередом. А в апреле Джардин зовет ее к себе жить, и Дженсен так задрало жить в отеле, что она, не задумываясь, говорит «да».

Джардин обнимает ее и, улыбаясь во весь рот, заводит:

- Ты еще пожалеешь, что согласилась. Я буду тырить все твои футболки. И рубашки. И носки. И трусы, наверное, тоже. В общем, в безопасности только лифчики. С другой стороны, я могу разрезать их пополам и носить в виде шапок. Ебаный Северный полюс тут. Ебаный Ванкувер...

- Ты отвратительная, мерзкая женщина, Джардин Патриция.

- Да. За это ты меня и любишь, детка, - она достает из нижнего ящика страпон. Дженсен не думает о Дэне, когда трахает Джардин, но это совершенно не удивляет.

- -

Несмотря на то, что Дженсен почти всю жизнь протусовалась исключительно с женщинами, у нее мало действительно... женственных, за неимением лучшего слова, подруг. Дженсен кажется, что это нечто сродни профдеформации - с тех пор, как отпала нужда самой заботиться о прическе, макияже, загаре, диете и одежде, все это отошло на задний план в списке интересов и тем для обсуждения. Не то чтобы Дженсен слепо следует всему, что говорят ей агенты, стилисты и тренеры, но так действительно проще жить. Есть время подумать о чем-то другом, кроме собственного имиджа. Переехав в ЛА, она стала чаще играть на гитаре, например. Читать в разы больше, чем в школе. Но даже не в этом суть; она попросту не заморачивается со своей внешностью, когда нет надобности выходить на публику. И замечает, что у всех подруг и знакомых, кто так или иначе вертится в индустрии, наблюдается та же тенденция. У всех, кроме Джардин.

- Зачем? - спрашивает она, наблюдая, как Джардин разрисовывает себе лицо. Они только-только перевезли ее вещи - через пару дней сворачивают съемки, расписание рваное, и они решили разобраться с переездом до отпуска, чтобы потом летом не отвлекаться от работы. Через пару часов приедет Сэнди, чтобы помочь с распаковкой, и Джардин наводит полный марафет. Дженсен действительно не понимает, зачем: они практически женаты, вместе аж пять лет, но Дженсен не может вспомнить ни одного раза, когда Джардин выглядела бы не как топ-модель в присутствии Сэнди. Даже с утра - а Дженсен несколько раз приходилось наблюдать Джардин после ночи с бойфрендом - она не вылезает на кухню привычно сонная и растрепанная, а едва ли не вплывает царственно, будто на подиум. Дженсен это кажется немного нездоровым. С другой стороны, она знает, сколько у Джардин глюков на тему женского и женственного. И...

Джардин пожимает плечами, орудует тушью. Дженсен смотрит на ее приоткрытый рот, пока еще естественно-бледный (помада и блеск идут в последнюю очередь), и ревнует. Впервые пронзает ревностью настолько внезапно, резко, до тошноты, с полным осознанием ощущения зависти.

Зависти не тому, что Джардин не прихорашивается так для нее, нет. Наоборот, можно записать пару очков на свой счет, сделать кривой вывод, что Сэнди никогда не видит Джардин «настоящей». Но в этом-то и дело: ее Джардин, ее Джей - настоящая, Джардин, известная Сэнди - обложка, а какого-то хера она вся, обе ее стороны, скоро будет принадлежать Сэнди безраздельно. Несмотря на то, что не считает для себя возможным выйти к будущему мужу без макияжа.

Это настолько мерзко-нечестно, что в глазах начинает щипать, и Дженсен лезет в бар, наливает себе виски. Джардин в зеркале приподнимает вычерченную, выщипанную идеально бровь: до ужина подожди, дура, ты чего?

Дженсен пожимает плечами.

- Эй, ты, - говорит Джардин. - Будем дома - затащу в нашу церковь на собрание анонимных алкоголиков.

- Иди на хуй, - говорит Дженсен.

- Не сейчас, детка.

Дженсен хочется разбить стакан. Желательно - о кое-чей густоволосый затылок.

- ПМС? - спрашивает Джардин, усмехаясь. Дженсен огрызается, но понимает, что, вообще-то, блядь, да. От этого становится чуть легче. Она не сама по себе хмурая сука, а по расписанию.

- Эти новые духи твои - полное дерьмо, - бормочет она, прижимая стакан ко лбу устало. - Тебе нужно что-нибудь менее сладкое.

- Да? - Джардин морщит нос. - Окей, спасибо. Хорошо, что я еще не успела побрызгаться. Не хочется заново лезть в душ.

- Ты психичка, говорю тебе. Психичка.

Джардин откладывает тушь, улыбается и манит ее пальцем. Дженсен неохотно подходит ближе. Джардин сдвигает ее очки на кончик носа и целует в ненакрашенный глаз, лижет веко кончиком языка.

- Джей. Не все могут себе позволить это.

- Что?

- Ничего не делать с собой и выглядеть при этом... Так.

- Как?

- Джееен-сен.

- Серьезно, понятия не имею, к чему ты клонишь.

Да-да, все еще ПМС. Гордиться нечем.

- К тому, что ты такая красивая, Джен. Такая красивая, - Джардин целует ее в другой глаз и обнимает за талию. Говорит тихим шепотом, без тени язвительности. У Дженсен поджимаются ноги, перехватывает горло. Она чувствует себя самой распоследней на свете дурой.

Дело в том, что ей не нужны такие слова. Давно уже не нужны. Лет с шестнадцати. Она не видит в комплиментах внешности особенного смысла, не придает им значения, считает их обесцененными по ряду причин. Хорошо знает все свои достоинства и недостатки.

Вот Джардин ни хрена не знает, ей комплименты нужны сильнее, чем кому-либо, и Дженсен... Дженсен, вместо того, чтобы прямо сказать ей, что иной раз попросту подвисает, любуясь ее носом, или губами, или шеей, или пресловутыми щиколотками, прикусывает язык и язвит. А теперь уже поздно: Джардин воспримет ее слова только как ответный жест.

Она кусает нижнюю губу изнутри сильно, до боли, чтобы смолчать. Джардин забирается большими пальцами под ее ремень, держит мягко, некрепко. Стакан едва не выскальзывает на ковер.

- Джар, - хрипло говорит она. - Джардин.

- Ммм-хмм. - Джардин ловко отбирает стакан и допивает виски в один глоток. - В какой коробке твои духи?

- -

Дженсен признается себе в любви к Джардин совершенно неожиданно. Не во время секса или очередного сеанса любования ей на площадке, в баре, дома. Она совершенно одна и ни о чем определенном не думает: лежит в ванне отеля в Питтсбурге, читает подсунутую Кристен документалку о кантри-исполнителях восьмидесятых. И вдруг.

Дженсен вылезает из ванны и, не смыв пену, заворачивается в полотенце. Идет в гостиную, плюхается мокрой задницей на ковер у кофейного столика, открывает ноутбук. На рабочем столе висит фотография сестры с полугодовалым племянником на руках.

Дженсен запускает браузер и смотрит на белую страницу. Она не привыкла искать ответы на все вопросы в интернете, но совершенно не представляет, куда еще с этим пойти. С другой стороны, ей, черт, не пятнадцать, чтобы забивать в Гугл запрос «по-моему, я лесбиянка, что мне делать?». К тому же, она почти на все сто уверена, что с ориентацией у нее все по-старому. Дело не в этом.

Дженсен снимает очки, трет глаза. Считает мысленно до десяти. На десятый счет вибрирует телефон, едет по стеклу, и она ловит его у края, жмет кнопку приема вызова.

- Хей, мелочь, - говорит она. Выходит на удивление спокойно. - Как выпускной? Братишка счастлив?

- Счастлив, - говорит Джардин глухо. У Дженсен колет в груди, захватывает беспокойство.

- Джар? Все в порядке?

- Не, - она явственно всхлипывает в трубку. В голову мгновенно лезут всякие ужасы: у папы инфаркт, брата сбила машина, у сестры выкидыш... Дженсен трясет головой, сжимая телефон крепко. Джардин всхлипывает еще раз и говорит: - Я бросила Сэнди.

- Зачем? - тупо спрашивает Дженсен. Она ожидала чего угодно, но только не этого. Джардин молчит: Дженсен точно знает, что она пожала плечами. - Блядь. В смысле. Мне приехать?

Джардин выдает задушенный, влажный смешок.

- Какое приехать, дура. Я на выходных прилечу сама.

- Но...

- Я все расскажу в субботу. - Джардин с каждым словом будто бы успокаивается. Дженсен представляет, как вместе с долбанными радиоволнами нервы Джардин перелетают к ней, впитываются, отводятся. Ее колотит слегка, но это хорошо. Это правильно.

- Расскажешь, - кивает она. - Господи, Джар.

- Такая вот хуйня, - говорит Джардин.

- Ага. Та еще хуйня.

Джардин молчит тихо. Потом спрашивает:

- Это ведь ничего? Ну. Я имею в виду. Ты не считаешь меня сукой?

- Чего?..

- Я... - Джардин кашляет коротко. - У нас с Сэнди все было хорошо, правда. Мы не ссорились, блядь, даже из-за свадебных планов ни разу. И я его люблю вроде бы по-прежнему. Мне просто вдруг захотелось. Так сильно захотелось, Джей, быть свободной. Снять это долбанное кольцо. Ну, я ему и наплела херни про карьеру и разные пути в жизни и всякое такое дерьмо.

- Может... - Дженсен зеркалит кашель. - Может, это твои? Я же знаю, как мама твоя носится со свадьбой сейчас. Может, тебя просто задрало все это? Да и съемки еще подряд. Может, отдохнуть надо просто, расслабиться? Сэнди тебя простит, он хорошо тебя знает, и...

Господи, в последний раз настолько невпопад Дженсен говорила разве что в средней школе на экзамене. Джардин будто бы думает о том же: смеется снова.

- Нет, Джей, нет. Я уверена, что дело не в этом. - Дженсен молчит. - Хей, ты там?

- Я тут, я тут.

- Так и знала, что в результате мне придется успокаивать тебя, - хихикает Джардин. - Ты эмо, Дженни.

- О, да. Пока ты там бегаешь от бабы с бензопилой, я отращиваю косую челку.

- Где именно? - Джардин продолжает по-идиотски хихикать. Дженсен закрывает лицо ладонью и вздыхает деланно.

- Я не считаю тебя сукой, - говорит она серьезно. - Мы разберемся, почему тебе захотелось расстаться с ним. Обязательно.

- Сколько я вам должна за сеанс, доктор Эклз?

- Пять оргазмов, - брякает Дженсен бездумно. Джардин резко перестает хихикать.

- Запишите на мой счет, - серьезно отвечает она. - В субботу рассчитаемся.

Они говорят о съемках, о выпускном Майкла, о детях старших сестер. Смеются, как обычно. Джардин больше не всхлипывает и ни разу не упоминает Сэнди.

Это как-то... Очень странно. Дженсен пытается вспомнить хоть одну подругу, которая после разрыва по-настоящему серьезных отношений успокоилась бы за десять минут разговора, и, естественно, не может. Значит, все просто, и Джардин всего-навсего разлюбила его? Но почему? Ничего же не поменялось.

- Мама зовет ужинать, - говорит наконец Джардин. - Да, мам, иду... Это Дженсен, ма. Дженсен, тебе привет.

- И ей привет. И поздравь Майкла. Хотя нет... Лучше я ему сама позвоню. Ты ж забудешь.

- Сама дура! Все, я пошла. Жди в субботу. Люблю тебя. - И добавляет потише: - Побрейся!

Дженсен откладывает телефон и хмурит брови. Разумеется, Джардин не имела в виду то самое «люблю». Но все равно забавное получилось совпадение.

Пустая страница браузера кажется еще менее привлекательной, чем полчаса назад. Дженсен думает: да пошло все. Только этого ей и не хватало.

А Джардин рассталась с Сэнди. Джардин рассталась с Сэнди, и Дженсен достаточно хорошо ее знает, чтобы быть уверенной: она к нему не вернется.

Джардин сказала: «Переезжай ко мне, Джей». Не «поживи у меня», не «давай поиграем в колледжскую общагу». Дженсен рассталась с Лиамом Райдегом, когда он предложил ей переехать к нему. Она не готова была к такому. Тогда.

Пальцы сами собой набивают номер Дэна, будто боятся, что мозг вот-вот передумает.

- Дэнни, хей. - Господи, Господи, как же это сказать? А если он не поймет, разозлится, устроит сцену? - Дэн, мне надо с тобой поговорить.

- Я слушаю, - Дэн, как всегда, беспечно отзывается на серьезный тон.

- Это будет очень странно, если мы с тобой вернемся к тому, с чего, ну. Начинали?

- Дженсен, ты о чем?

- Я... Черт, давай я в воскресенье прилечу. По телефону тупо такое говорить, блядь, я не знаю, чем я думала вообще.

Дэн молчит пару секунд, потом хмыкает.

- Горячий костюмер? Парикмахер? Или... Стоп. Джеймс? Детка, только не говори, что это Джеймс. Я повешусь на трусиках от страпона.

Дженсен против воли смеется. С Джеймсом Кингом приятно работать, он хороший актер, но совершенно, совершенно не в ее вкусе. И Дэн об этом знает прекрасно.

- Нет, Дэн. Я не хочу Джеймса. Я просто... Я не знаю. Я сама не знаю. Слушай, забудь, а. Сегодня рано уехала с площадки, мне скучно, вот и лезет в башку всякая фигня. Прости.

- Дженсен, - по-прежнему беспечно говорит Дэн, - если ты хочешь вернуться к свободным отношениям - давай. Серьезно. Мне кажется, я даже знаю, в чем дело.

- Знаешь?..

- Ага. - Дэн довольно цокает языком. - Ты меня любишь, и тебя это пугает. А еще я открыл в тебе ненасытное сексуальное животное.

Дженсен смеется. Получается правдоподобно. Наверное, потому, что Дэн попал в яблочко, только не насчет себя.

- Знаешь, ты прав на все сто, - в тон ему отвечает она. - Пойду-ка оттрахаю себя вибрирующим другом. Я потекла от самого звука твоего голоса.

- Люблю, когда ты говоришь грязно, киска. Чувствуешь, как я снимаю твои трусики?

- Мудак, - хмыкает Дженсен. Дэн только усмехается. - Ммм, Дэн?

- Ммм, Дженсен?

- Я тебя люблю. Тут ты точно прав на все сто.

- Ну тогда я спокоен. Только помни, дитя мое, что презервативы даны человечеству не только для сбрасывания водяных бомб на головы невинных прохожих.

Дженсен любит его в этот момент так же сильно, как Джардин. И это, думает она, главное: пока она любит Дэна, он не будет считаться кем-то «запасным» на случай, если ничего не получится с другим человеком.

И тут ей приходит в голову, что Дэн, вообще-то, может действительно быть прав не на сто даже, а на двести процентов: она ни с кем не была так долго, как с ним, и уж тем более не поддерживала отношений на расстоянии; может ли быть так, что влюбленность в Джардин - всего лишь еще один признак страха перед чем-то серьезным с Дэном? Ведь Джардин - она, ну. Девушка. Она же не считается. Джардин сама так сказала.

Дженсен закрывает ноутбук. Она даже не знает, что глупее - бояться любить собственного парня или бояться влюбиться в девушку. Логика подсказывает, что глупее первое, но второе пугает гораздо сильнее. Лучше, черт, не думать вообще ни о чем. У Дженсен всегда легче всего получалось просто плыть по течению. Пока еще ни разу не расшибла себе башку о проплывающие мимо бревна.

Они не трахаются в субботу, несмотря на обещание Джардин отплатить оргазмами за «звонок другу». Они пьют вино на балконе, болтают без остановки. Джардин не закрывается: обнимает привычно крепко, садится так, чтобы касаться плечом плеча. Но ни разу не принимается флиртовать или лапать.

Дженсен посылает на хрен ощущение липкой обиды, открывает новую бутылку и понемногу вытягивает из Джардин подробности прошлого уик-энда. Джардин ошарашивает ее целой кучей накопившихся за годы мелких и не очень претензий к Сэнди. Оказывается, Сэнди все-таки не нравилось, что она его выше, просто он тщательно это скрывал. Еще он терпеть не мог легкий беспорядок, который сам собой всегда воцарялся вокруг Джардин - считал, что девушка должна быть всегда аккуратной. А самое смешное и мерзкое - он осуждал, причем не всегда молча, выбор Джардин уехать в Голливуд вместо того, чтобы пойти в колледж. Он считал, что она должна была сначала получить образование, а уже потом думать о чем-то другом.

- Я знаю, что я сама виновата. Что мне нужно было говорить ему прямо, когда мне что-то не нравилось, - Джардин вскидывает руку, когда Дженсен открывает рот, хотя Дженсен хотела сказать совсем не об этом. - И, знаешь, он предлагал пойти к семейному психологу, разложить все по полочкам, работать над этим. Но мне не хочется. Не хочется, блядь, работать, понимаешь? Я вообще не верю во всю эту хрень. Отношения либо работают сами по себе, либо нихуя. И не говори мне, что накануне свадьбы нормально сомневаться. Просто не говори, окей? Я уже от мамы с сестрой этой хуеты наслушалась.

Дженсен и не собиралась.

- Ты жалеешь? - спрашивает она напрямик. И думает вдруг: а я ведь никогда не врала ей. Более того, никогда даже не утаивала всякой такой фигни, которую Джардин сейчас ставила в упрек Сэнди.

- Нет, - после короткой паузы отвечает Джардин. - Знаешь, мне казалось, что я ему бред несу, а на самом деле я сказала ему правду. В смысле, мы действительно сейчас с ним разных вещей от жизни хотим.

Дженсен кивает, смотрит, как Джардин водит пальцем по ободку бокала, слушает тихий перезвон стекла. Ногти у нее длинней, чем обычно, но накрашены все тем же любимым лаком Дженсен. И на ногах - тоже. Джардин приехала в джинсовых шортах и безрукавке с капюшоном. Короткие шорты и отсутствие рукавов будто бы еще удлиняют ей ноги и руки; Дженсен захотела ее в ту же секунду, что она переступила порог, и не перестала хотеть даже после двух бутылок вина. Низ живота пульсирует мерно-сладко, в трусах мокро, твердые соски чувствительно елозят по халату, стоит чуть шевельнуться.

Глупо! Как же глупо было встретить ее в таком виде: коротенький халат, стринги и ничего больше.

- Дженсен, - зовет Джардин, как будто Дженсен сидит где-то далеко.

- Ммм?

- Спасибо.

Дженсен непонимающе хмурится.

- За что?

Джардин улыбается мягко. У нее глаза светятся буквально. Дженсен от ее взгляда какого-то черта хочется плакать. Вот просто свернуться клубком у Джардин на коленях и плакать. И написать песню.

- Я тебя люблю, - говорит Джардин, продолжая улыбаться.

- Я тоже тебя люблю, - говорит Дженсен. Голову кружит, веки тяжелые, словно опьянение только сейчас догнало.

- Давай спать? - предлагает Джардин. - Мне на самолет рано.

Дженсен засыпает сразу же, как принимает горизонтальное положение, помнит только, что Джардин поцеловала ее в висок. Ей снится, что они едут на Импале из Питтсбурга в Остин, останавливаются в мотеле на ночь, как Сэм и Ди, а когда она открывает багажник, чтобы достать ружье и почистить, оказывается, что вместо арсенала багажник забит пачками презервативов.

- -

+ комменты

@темы: фик, арт, Winter Jam

Comments

[Yohji Kudou]

- -

Вечеринка в честь новоселья Дженсен логичным (с точки зрения Джардин) образом совмещается с вечеринкой в честь начала съемок нового сезона. Приглашены оказываются все, кто подвернулся Джардин под руку за неделю, в том числе и новейшие актерские приобретения сериала - Миша Коллинз, играющая ангела-Кастиэль, и Джентиан Кортез, новая инкарнация демона-Даймонда. С которым Сэмми Винчестер, между прочим, по сюжету будет трахаться.

Джардин флиртует с Джентианом привычно, легко, ничего не имея в виду особенного - просто развлекается, самоутверждается, издевается немного: нравится ей раскалывать парней на признание отсутствующей ущербности, поворачивать собственные глюки на сто восемьдесят градусов. Мстительная сучка. Дженсен приходит в голову, что Джардин именно этим и занимается прямо сейчас - мстит Сэнди, используя нового чувака как мальчика для битья. И тут же следом накрывает: а ведь они похожи очень, Сэнди и Джентиан. Не так, чтобы слишком - черты лица разные совсем, но типаж определенно один и тот же. Волосы одинаково густые, темные, загорелая кожа, и глаза, кажется, одинаково карие. Зато он выше, намного выше: сейчас, когда Джардин без каблуков, он вровень с ней.

Тело движется само - то ли инстинкт какой врубился, то ли выпила уже прилично: она огибает нарочито неровный полукруг по гостиной и втискивается между Джардин и Джентианом, громко хихикает, бросает:

- Пардон, юноша. Джар? У нас там... Это... Колбаски кончились. Еще есть?

Джардин поддерживает ее под локоть, смотрит добро-снисходительно сверху вниз, как и положено смотреть на вусмерть надравшуюся подружку. Джентиан что-то говорит веселое - Дженсен концентрируется на цепких пальцах с бледно-розовыми ногтями, не слышит - и отходит. Джардин дергает уголком губ, прячет почему-то улыбку.

- Колбаски съедены. Колбасок больше нет, - объявляет она траурным голосом. Дженсен вздыхает тяжело ей в тон, вспоминает какой-то из уик-эндов в Вегасе, где Джардин просрала кучу денег в рулетку, зато отыграла в полтора раза больше в покер. Удивляется в который раз, как дуриле это удается.

- Он ничего, - говорит она.

- Кто? - сводит брови Джардин.

- Этот... Дже... Кортез, короче. - Она на самом деле вовсе не так пьяна, но продолжает играть, чувствуя почему-то, что перестать - опасно.

- Ммм-хмм. - Джардин прикусывает нижнюю губу задумчиво. И говорит: - Джей, пошли трахаться. Ужасно трахаться хочу.

Дженсен удивляется, что ей только сейчас приспичило, учитывая... Как там она говорила? Аппетит, ага. Может, подсняла кого-нибудь все-таки на площадке «Пятницы». Или после, позже. Она загадывает на волне недо-пьяной придури, даже мысль звучит, кажется, голосом Джардин, не только словами ее, в башке: скажешь выебать тебя - пошлю на хуй сразу, не разбираясь, чей хуй хочешь.

Она кивает, идет за Джардин наверх, в большую спальню, сбрасывает рубашку, не дожидаясь, пока Джардин включит свет. Не ожидая, пожалуй, что вообще включит.

- Ложись, - командует Джардин. Яркая люстра вспышкой ударяет по глазам: одна из лампочек перегорела. Дженсен заваливается на кровать, стягивает шорты, трусы; Джардин смотрит, облизывается коротко, кивает, расстегивая пуговицы собственной рубашки: - Раздвинь ноги. Широко. Шире, шире.

Дженсен захлебывается вдохом, слюни чуть не текут от желания укусить сосок, между ног едва не хлюпает: Джардин будто вентиль повернула словом и взглядом.

Тонкая рубашка стекает по загорелым рукам, падает на пол. Джардин смотрит сверху вниз, жужжит молнией на шортах. Они сегодня, по задумке Джардин, оделись почти одинаково - старые клетчатые рубашки, стыренные с площадки, джинсовые шорты и сандалии: «Давай все-таки поиграем в универскую общагу». Дженсен днем фыркала, а теперь ее заводит безудержно. Появляется глупое, но сладкое ощущение правильной зацикленности, завершенности: одевались вместе - и раздеваются тоже вместе.

- Подними задницу, - Джардин хватает подушку и укладывает на край кровати, подтягивает Дженсен за бедра, сгибает ей колени, раскрывает: держи. Проводит указательным пальцем от клитора вниз, бормочет севшим голосом серьезно, без улыбки: - Чертова мокрая сучка, наволочка только из стирки...

Дженсен удивляет саму себя громким стоном и безотчетно дергает задом, пытаясь вернуть палец. Джардин по-прежнему серьезна, не бросается грязными словечками, и Дженсен почти готова попросить ее: давай же, включи это, ну, свое, эй, ты знаешь, о чем я, Джар - когда тебя несет, назови меня...

- …впрочем, после этого ее все равно придется стирать заново, - выслушав стон, заканчивает Джардин себе под нос и усаживается поудобнее на ковре, гладит Дженсен щиколотки - и на секунду преображается в привычную себя, говорит весело: - Мне давно хотелось сделать эту штуку, Джен. Ты всегда так течешь, блядь, было бы странно, если бы это не пришло мне в голову, ага?

- Какую..?

- Тихо.

Джардин затыкает ее словом и тремя пальцами. Дженсен кричит от неожиданного кайфа, выгибает спину. Джардин сгибает пальцы, загребая влагу, трет грубо по самому чувствительному, будто пытается выдавить побольше.

Дженсен действительно всегда течет сильно. Не сказать, что с Джардин сильней, чем с мужчинами, но Джардин с самого первого раза акцентировала на этом внимание, подчеркивала, чуть не хвалила за такую яркую реакцию, и будто бы натренировала ее тело не просто соответствовать, а превосходить ожидания: сейчас три пальца скользят так легко, что уже мало.

- Умница, - шепчет Джардин. - Молодец. Хорошая девочка.

До Дженсен доходит, что пальца на самом деле не три, а четыре. Не понимает, упустила ли момент, когда Джардин добавила мизинец, или так было сразу.

- О Господи, Джар...

- Не смей зажиматься, блядь. Еще чуть-чуть, ну.

Джардин разводит пальцы внутри, растягивает ритмично, второй рукой начинает медленно гладить вокруг клитора - не касается напрямую, чтобы не усиливать ощущения, просто поддерживает мерный кайф. Дженсен страшно немного, но рука Джардин сильнее, упорней страха, встречает попытки сжаться прицельным давлением. Огромные, черт, огромные ее руки... Дженсен стонет каждым коротким выдохом, глаза закатываются, ноги дрожат.

- Джар, не... Я не смогу...

- Сможешь, Джей. Конечно, сможешь, не глупи. - Тон такой, будто сироп от кашля выпить уговаривает. И тут же меняется: - Я знаю, что тебя ебли игрушками и покрупнее, шлюха.

Дженсен кричит.

Она хорошо представляет себе силуэт ладони Джардин с тыльной стороны: острый выступ первой костяшки большого пальца и самый крупный, круглый - среднего. Она всегда трахает Дженсен левой рукой - то ли удобнее ей, то ли подсознательно бережет правое запястье. Дженсен кажется, что указательный палец на левой руке длинней, чем на правой. Она чувствует каждый палец теперь, хоть Джардин и сложила ладонь в кулак: раз-два-три-четыре глубоко и еще один ближе, сбоку.

- Хорошая девочка, - Джардин целует ее коленку, закидывает ногу к себе на плечо, обнимает длинное гладкое бедро, надавливая кулаком вперед-назад по чуть-чуть, говорит-полушепчет под аккомпанемент пошлых хлюпающих звуков: - Хорошая, послушная девочка. Я знала, что смазка тебе не понадобится, справишься и так. Жадная, глубокая, сладкая моя девочка.

- Джаррр. Джарди-ин, - почему-то очень важно донести до нее, что ни хрена крупнее в ней не было, что Джардин все врет, и что никакая игрушка и никакой член не сравнится с ее чертовым гигантским кулаком, но горло перехватывает напрочь.

- Дыши, тшш. Дыши, Джей. Сейчас...

Джардин отпускает ее ногу, сползает вниз, и Дженсен охает: Джардин лижет вокруг запястья, набирает побольше слюны и размазывает, елозит кончиком языка будто бы всюду сразу - прямо по клитору и мимо. Дженсен вдыхает глубоко, выдыхает - и становится легче, еще легче, совсем легко. Джардин чувствует, что она расслабилась, и начинает трахать ее всерьез, быстрыми, резкими толчками. Дженсен отключается совсем, остается только давление, распирающее ощущение заполненности и имя на губах: Джар-Джар-Джардин.

- Насаживайся, - говорит Джардин. - Выеби себя моим кулаком, ну. Я знаю, что ты подмахиваешь своим ебарям, Джен, когда тебя хорошо пялят.

У Дженсен фиксируется где-то в подсознании, что сегодня Джардин не просто болтает, чтобы завести ее и завестись самой. Что-то не так. Все мысли вытесняет рука. Джардин сильная, такая сильная, неумолимая, невозможно сопротивляться, даже если хотелось бы, ни словам, ни действиям. Дженсен вертит задом бесстыдно, крутится навстречу, слышит ломкий стон, прерывающий ругательства - и ее вбрасывает, как в воду с обрыва, в оргазм.

В уши словно набили ваты, трясет всем телом, качает, как на доске по взбесившемуся течению; Джардин что-то говорит, громкие звуки откуда-то - понимает, что это она сама кричит и несет языком чушь, только когда Джардин вывинчивает руку. Горит в горле, течет отовсюду, но из глаз, кажется, сильней прочего.

- О Го-осподи, Джей-Джен-Дженни...

Она не сразу соображает, что Джардин завалилась сбоку и трется о ее ногу: жаркое, тяжелое, похотливое движение, такие же слова и комкающая волосы рука. Джардин хватает ее за загривок, поворачивает голову набок, как кукле. Кусает в шею больно, видимо, до крови прокусывает, раз удается почувствовать сквозь вязкое полузабытье. Шипит в ухо, говорит-говорит-говорит, Дженсен слышит только последнее (Господи, всегда поражалась, как длинная скотина умудряется выдавать практически членораздельные слова даже во время оргазма):

- ...моя, ясно?

- -

[Yohji Kudou]

- -

Из-за новости о том, что две звезды шоу живут вместе, подскакивают рейтинги повторов сериала среди зрителей мужского пола от шестнадцати до двадцати пяти. И количество интервью, разумеется, увеличивается. Площадка с августа превращается в проходной двор, и даже Джардин иногда начинает вести себя так, как Дженсен в периоды ПМС.

- Побольше трепа о том, как вы красите друг другу ногти и устраиваете пижамные вечеринки, - на разные голоса твердят чертовы пиарщики и прочие им подобные. - Ты, Дженсен, молчи о том, что у тебя есть парень. Постоянные отношения - это не к Ди Винчестер. А ты, Джардин, светись все-таки иногда рядом с Джентианом.

Джардин сдержанно кивает, берет Дженсен под ручку, едва ли не тащит прочь от журналистов и указаний, ведет к себе в трейлер целоваться. Дженсен кажется, что вся команда знает. Что у нее постоянно горит лицо, шея, грудь - и это только то, что видно - следами зубов в форме слова «моя», но она не пытается поговорить с Джардин, не находит в себе сил отказаться от хотя бы пяти минут в перерывах между съемками. Впитывает ощущение полной безнаказанности: камеры будто бы всегда поворачиваются в другую сторону, когда она проходит двадцать футов до трейлера мейк-апа с засосом на пол-шеи; журналисты никогда не замечают, что Джардин кладет руку ей на задницу во время интервью и давит, скотина, пальцем в ложбинку.

Джардин говорит, скалясь в объектив:

- Даже по утрам она такая же горячая детка, как на экране, честное-пречестное слово. Понять не могу, зачем ей по два часа торчать в душе.

Журналист спрашивает:

- Если бы вы могли задать один важный вопрос своей коллеге, что бы это был за вопрос?

- Она бы все равно соврала, - хохочет Джардин. - Но если мечтать на полную катушку? «Дженсен, милая, дорогая моя Дженсен. Почему ты все время пялишься на мои сиськи, пока я сплю?» Нет, серьезно. Это просто неприлично. Я просыпаюсь - а она стоит рядом и смо-о-трит, знаете, так пристально. А еще она все время плачет в подушку и стонет мое имя во сне. Вот. Я хочу спросить: в чем прикол, Дженсен? Это же натуральное домогательство!

Дженсен на своем конце площадки закрывает лицо руками.

- Я сейчас расплачусь, - говорит она камере. - Ты делаешь мне очень, очень больно, Джардин.

- Это действительно весьма жестоко, - говорит журналист.

- Передайте ей, что отныне ей запрещено тырить мой манговый шампунь, - говорит Дженсен. - И бледно-розовый лак. Воровство - очень тяжкое преступление. Я считаю так.

- Эй, это мой лак! - кричит Джардин. - Мой адвокат позвонит твоему адвокату!

Дженсен невинно хлопает ресницами и складывает рот обиженным бантиком, надеясь, что под слоями помады не видно крошечного, сладко-чувствительного синяка ровно посередине нижней губы.

- -

Дженсен смутно понимает, что вросла в Джардин настолько крепко, что уже не представляет, как без нее. Раньше было проще. Сейчас они вместе в буквальном смысле каждую минуту - даже когда не нужно сниматься одной, вторая тащится следом на площадку. Камеры по-прежнему отворачиваются в нужный момент, и Дженсен невольно думает: а что еще я могу сказать и сделать? Насколько далеко я могу зайти? Останавливает только то, что Джардин треплется за двоих, да и лень уже вырываться из привычной динамики совместных публичных выступлений. Паранойя уходит в глубокую спячку, она даже не пытается контролировать себя: берет Джардин за руку, под руку, обнимает на площадке и в городе, как дома. Разве только в рот не целует. И перестает ловить взгляды со стороны.

Она не видится с Дэном неделями, хотя постоянно и подолгу переписывается. Она спорит с Джардин, что заказать пожрать, чья очередь тащить одежду в стирку и не пора ли нанять постоянную горничную. Они ходят по дому в одних трусах и бреют ноги только в том случае, если грядет фотосесссия в юбке или шортах. Они спят в одной постели, расчесываются одной расческой, пользуются одним и тем же дезодорантом, красят ногти одинаковым лаком и таскают носки из общей кучи. Лениво, полусонно трутся друг о друга в будни, а по субботам, проспавшись, залезают в нижний ящик шкафа верхней спальни - их спальни, - который постепенно заполняется секс-игрушками. Вместо пиццы и пива приглашают друзей на ужин из трех блюд с дорогим вином. Дженсен начинает готовить витиеватые салаты по маминым рецептам. Джардин по выходным печет печенье.

Дженсен попросту не думает больше, не оценивает, не взвешивает; даже если это все не считается, пусть. Оно есть, ей не нужно ничего другого, и она уверена, что и Джардин - тоже. Ей настолько спокойно, что свидания Джардин с Джентианом она воспринимает как естественный порядок вещей: нужно же им с кем-то встречаться, раз они не встречаются друг с другом, да и не лесбиянки же они, в самом деле. Не чувствует ревности, когда улавливает запах его одеколона на Джардин, просто ставит галочку: окей, пора бы тоже потрахаться с Дэном, а то уже месяц не...

- Знаешь, что меня не перестает удивлять? - Джардин, мокрая после душа, заваливается рядом на кровать и принимается подпиливать ногти. Дженсен, не отрываясь от каталога обуви, мычит вопросительно. - Вот Эрика вроде у нас вся такая феминистка. И хотела снять сериал про двух крутых телок-охотниц, которым ни хрена не нужны мужики. Так?

- Ммм.

- Вот. А в результате мы имеем дико шовинистское шоу.

- Какое-какое?

- Господи, Дженсен, ты серьезно хочешь себе такие туфли?

Дженсен пожимает плечами. Ее в последнее время потянуло на шоппинг. Дурное влияние Падалеки, не иначе.

- По-моему, феминизм - все равно бред, - говорит она. - За что боролись, на то и...

- Ди Винчестер - шлюха, - говорит Джардин. - Вот тебе хороший пример. И похрен, как ее прописывают, похрен, как ты ее играешь. Все равно от нее фанатеют в основном недоебанные подростки. Она легко дает, врубаешься?

Дженсен не врубается. Джардин остервенело пилит ноготь на ноге, продолжает:

- И вот это их «никаких девчачьих сцен». Это же хуйня на палочке. Ди и Сэм - девчонки, сестры, блядь. У них по определению должны быть сопли и истерики и драки с выдиранием волос! А у меня такое ощущение, что мы с тобой отыгрываем мужиков в юбках.

- Я же говорю. Феминизм - бред.

- А меня заебало, Дженсен. - Джардин отбрасывает пилочку и вскакивает с кровати, тянет Дженсен за локоть: - Одевайся.

- Зачем?.. Куда?

- Хочу в один бар сходить.

- Прямо сейчас?

- Именно. Давай.

Дженсен смотрит на часы: половина десятого вечера. Завтра к пяти на площадку.

- Ты сдурела совсем.

- Не пойдешь со мной - пойду одна.

Дженсен вздыхает и долгим жестом отводит челку со лба. Джардин нависает над ней, сложив руки на голой груди. Дженсен вздыхает снова, наконец кивает:

- Что надеть? Какой бар?

- Голубые джинсы надень. Серую майку и кожаную куртку. Краситься не нужно.

- Очки?

- Ясный перец.

Дженсен переодевается за минуту. Джардин все еще стоит на месте.

- Эй. Я думала, мы спешим.

- Выпусти собак, пока я одеваюсь, а?

Дженсен пожимает плечами и идет вниз. Она, в общем-то, привыкла к редким, но метким перепадам настроения Джардин, но сейчас отчего-то тревожно. Она думает о том, что сказала Джардин о сестрах Винчестер, вспоминает наиболее интересные вопросы фанатов и журналистов о характерах их персонажей и собственные на них ответы. Разумеется, они много говорят о «женской доле» и «женской силе» и о том, что все проблемы юных охотниц - от того, что они выросли без отца. Что у Джона и Мэри было нетрадиционное распределение ролей в семье, и Сэм сбежала, потому что не хотела становиться бой-бабой, как Мэри. И все-таки выросла не менее похожей на мать, чем Ди.

Дженсен помнит вопрос анонима из интернета: «Думаете ли вы, что Ди ищет себе мужчину, похожего на мать, а Сэм - попросту отца?»

Сэди радостно скачет по двору, Харли обнюхивает дерево, как будто за полдня на коре появилось что-то новое, неизведанное. Дженсен знает, что размышляет в неправильном направлении. Джардин бесит не это, вовсе не это. Да и новый сезон гораздо более эмоционален, чем предыдущие - странно именно сейчас сетовать на отсутствие соплей и истерик.

- Едем? - Джардин появляется на пороге. Дженсен едва не падает на траву, споткнувшись о Харли, смотрит во все глаза. - Ну, Дженсен?

Короткие волосы Джардин зачесаны назад и убраны под кепку, глаза загорожены крупными мужскими очками. На ней свободные джинсы, совершенно не подчеркивающие изгиб ног, безрукавка с капюшоном, скрывающая напрочь грудь, пиджак и кеды. Она абсолютно не похожа на себя. Она выглядит как...

- Джар, ты вконец охренела.

- Плевать. Поехали, Дженсен.

Джардин заводит машину, пока Дженсен на ватных ногах загоняет собак в дом. В голове пусто, сердце колотится бешено. Она сама не понимает, с какого черта так нервничает: ну, попала вожжа Джар под хвост, можно вечерок поиграть в такую парочку, ничего страшного...

Она думает о Дэне, о том, что послезавтра договорилась прилететь к нему в ЛА. О Джентиане, который оставил у Джардин в трейлере гигантский букет ее любимых розовых роз.

- Сэди, домой.

Она треплет неуклюжую псину по ушам, закрывает за собой входную дверь. Поднимается в спальню Джардин - их спальню - и запирается на ключ. Через пять минут раздается настойчивый стук.

- Дженсен, выходи, ну? Дженсен. Что такое?

Дженсен прячет голову под подушку, закрывает уши руками. Она не может так. Не хочет быть такой. Потому что знает: стоит начать - назад дороги уже не будет. Джардин-то будет с Джентианом, у нее все будет хорошо, она нормальная, она просто развлекается, а Дженсен... Дженсен уже почти бросила Дэна из-за этой... «развлекаловки». Уже не может представить себя с каким-то другим парнем. Надо держаться за то, что есть, иначе все, все развалится, перевернется на сто восемьдесят градусов, а ей уже не шестнадцать, ей, черт, тридцать. Она не знает, как жить другой жизнью, не хочет учиться, не сможет.

- Дженсен! Если ты не выйдешь через минуту, я поеду одна.

Дженсен отсчитывает секунды. Она знает, что Джардин засекла время по часам. Ровно на шестидесятый счет она слышит удаляющиеся шаги, хлопок входной двери.

[Yohji Kudou]

После Джардин ведет себя так, будто ничего не произошло. Они по-прежнему спят в одной постели, трахаются лениво перед сном и таскают носки из общей кучи. Только по выходным Дженсен летает к Дэну, а Джардин гуляет с Джентианом по музеям и выставкам.

Близится отпуск, близится Рождество, перекраивается расписание, они не успевают ни черта, работают от рассвета до упора. У Дженсен начинается жуткий приступ бессонницы: через два часа бесплодных попыток уснуть она плетется вниз на кухню и цедит виски, а когда все-таки удается вырубиться, просыпается со слезами на щеках, не помня, что ей снилось такого грустного. Джардин если и в курсе ее состояния, то вида не подает, и Дженсен с ужасом думает, что - вот. Все. Все на хрен испорчено.

К третьему стакану - или третьему, последнему часу сна - представляется, как все могло бы быть, если бы она пошла с Джардин.

- Все это. Ты это серьезно? - спросила бы она по дороге в бар.

- Серьезней некуда, - хмыкнула бы Джардин, паркуя машину.

Там было бы много девчонок, в этом баре. Девчонок с короткими стрижками, как у Саманты Винчестер. Ну и как у Джардин. Или еще короче.

Девчонок с утянутой грудью, в тяжелых ботинках, без косметики.

Дженсен представляет себе танцпол, где женщины беззастенчиво лапают друг друга под какую-то свою, не знакомую им с Джардин музыку. За стойкой смешивает коктейли высокая улыбчивая барменша с проколотым носом. Джардин флиртует с ней, протягивает деньги, несет к их столику два бокала пива. Дженсен целует ее у всех на виду, и никто не обращает внимания. Не так, как журналистские камеры, которые отворачиваются вовремя, а просто: всем все равно. Она забирается к Джардин на колени, потому что стараниями идиотской дылды они выглядят как буч и фем, и отрывается, играет выбранную роль на полную. И всем, всем плевать. Они все такие же. Ничего нового, смотреть не на что.

- В следующий раз не смей так одеваться, - прошептала бы Дженсен Джардин на ухо. - Хочу тебя в юбке, на каблуках и в майке с глубоким вырезом. Хочу, чтобы сразу было понятно, что ты моя девочка.

Если бы Джардин не устроила этот маскарад, думает Дженсен, может быть, я бы и решилась.

- Твоя, - едва слышно бормочет Джардин. - Все, что хочешь, Джен.

Клеа, их шофер, трезвонит в дверь. Дженсен просыпается.

- -

Рождество Дженсен встречает c Дэном в Белизе, Новый год - в ЛА с ним же, Стефани Карлсон и Лэнсом Арнуа. Они танцуют всю ночь, целуются под бой часов со всеми подряд, и Дженсен понимает, насколько все через жопу, когда целомудренный, дружеский поцелуй Стефани - старой доброй Стефани, черт возьми! - заставляет ее вздрогнуть. Дэн разворачивает ее к себе, целует еще раз, и Дженсен чувствует щекой вспышку чьей-то фотокамеры.

Она зализывает солью очередную стопку текилы и думает: а вдруг еще не поздно? Вдруг...

В кармане вибрирует телефон.

- С Новым годом! - вопит Джардин в ухо. - С Новым годом, детка!

Дженсен улыбается от уха до уха, губами говорит друзьям: «Джар-дин». Они передают ей поздравления, Дженсен передает ее поздравления в ответ и вспоминает прошлое Рождество - чердак, травка, долгий-долгий разговор, чирлидерская юбка.

Поздно, решает она. Уже год как поздно.

Без Джардин плохо, как ни крути. Ломает по-страшному. Несколько раз за неделю уже было так, что говорила что-нибудь - и оборачивалась по привычке вправо, ожидая ответа. Дэн замечает, улыбается мягко и говорит неожиданно серьезно, без подколок и совершенно - Дженсен это удивляет больше всего - без ревности: «Еще три дня, Джен. Уже скоро».

Подмывает рассказать ему. Как-то так получилось, что Дэн стал ей ближе многих стародавних друзей, по крайней мере, по уровню доверия точно вышел на первый план. Она ловит себя на том, что смотрит на него, как на чудо природы: неужели такие бывают? Он вроде и близко, а в то же время держит вполне комфортную для Дженсен дистанцию. Оказывает поддержку и не стесняется сам обращаться за помощью. Кажется, доволен их отношениями в том виде, в каком они есть сейчас.

- Люблю тебя, - бормочет она ему в шею. Дэн улыбается - красивый, ужасно красивый, теплый ее Дэн, весь - ее. Говорит:

- Люблю тебя тоже. Очень.

Наверное, это все-таки пройдет. У всех бывает в жизни пора экспериментов, Дженсен просто проскочила ее в раннем возрасте, а теперь, разумеется, тяжелее переносит. Сколько уже? Полтора года? Нет, черт, три, если быть совсем честной.

Стефани предлагает покурить травы, и они с Дэном в один голос отвечают: «О, Господи, да». Через два часа она сидит, хихикая, у него на коленях и чувствует себя маленькой девочкой, мечтающей о принце на белом порше. Ей хочется, чтобы Дэн увез ее далеко-далеко, в волшебную страну. Или, на худой конец, в Мексику.

- Ты же не любишь Мексику, - шепчет Дэн ей в висок, проглатывая смех.

- Там тепло-о, - тянет Дженсен.

- А здесь тебе холодно?

- Здесь... - Дженсен пытается сосредоточиться, ухватить мысль за хвост. Не получается. Дэн кусает ее за плечо, у него истерика уже. - В принципе, здесь тоже неплохо.

И правда.

- -

В первый же день съемок они с Джардин ужираются в хлам. Пить начинают еще на площадке, но по чуть-чуть - ныкаются, как школьницы, между трейлерами и глотают из фляжки. Дома Джардин сразу говорит:

- Дженсен, я скучала пиздец как. Давай не будем страдать хуйней.

Дженсен накрывает таким облегчением, что она едва с ног не валится.

- Давай не будем, - радостно отвечает она. - Что предлагаешь?

- Еще по стакану, трахаться и спать.

- Хороший план. Одобряю.

До секса так и не доходит - они распивают бутылку вина, потом вторую, засыпают прямо в гостиной на диване. Дженсен, несмотря на похмелье, чувствует себя отдохнувшей, свежей. Они по-прежнему не говорят об... отношениях друг с другом, но это больше не ощущается как избегание темы.

Они не трахаются всю неделю: съемки, премьера «Валентина», снова съемки. И на следующей неделе тоже не выходит. Дженсен считает, что это к лучшему. Зато они постоянно вместе пьют, разговаривают бесконечно и сидят вечерами у камина, прижавшись плечом к плечу - по этому Дженсен скучала больше всего. И особенно она благодарна за близость Джардин, когда Ким Мэннерс становится хуже.

Смерть любимого режиссера не становится неожиданностью, но от этого не легче. Съемки затормаживаются на три дня, никто не может толком сосредоточиться, ее пробивает на слезы в каждой третьей сцене, Джардин каким-то образом держится, не проливает ни слезинки, но ходит белая, мрачная, как зомби. Дэн и Джентиан прилетают в Ванкувер, потом они все вместе летят в ЛА. Дженсен ловит комфорт от очередного приступа детскости: они с Джардин ходят на двойные свидания со своими парнями, прямо как в старшей школе.

Позже их усаживает руководство и просит «быть потише», помнить об аудитории, на семьдесят процентов состоящей из парней-подростков, которых не интересуют две занятые бабы.

- Такого нет в моем контракте, - в один голос отвечают они с Джардин.

И вообще. Джардин даже не водила Джентиана на премьеру «Пятницы». А на шоу Бонни Ханта с ней ходили Дэн и Стефани.

- Лучше бы вы наоборот, - постукивает ручкой по столешнице Дон Острофф. - Ты, Джардин, могла бы и взять на премьеру Джентиана. Это было бы логично. А вот Дженсен теперь по всем селебрити-сайтам с Харрисом под ручку пронеслась. Мы же говорили об этом раньше.

- Я, может, замуж за него собираюсь, - неожиданно для себя заявляет Дженсен.

Джардин косится на нее коротко и кивает Дону:

- Мы ничего не будем афишировать, но и прятаться тоже не намерены. До свидания.

Они выходят из кабинета. Дженсен хочется швырнуть чем-нибудь тяжелым в стену.

- Мудак, - шипит она. - Чертов мудак.

- Спокойно, - говорит Джардин. - Совет директоров висит у него на хвосте, вот и выебывается перед, ха, простыми смертными. Знает, что мы ничего ему сказать не можем. Помяни мое слово, через годик-другой его турнут.

- Хм? - Дженсен впервые об этом слышит.

- Обязанности он свои не выполняет, зато лезет в вопросы, напрямую его не касающиеся. Полномочия превышает... По ряду дел. Турнут, вот увидишь. Я знаю, как это работает.

- Откуда?

- Да так... Бывали моменты, когда хотелось бросить все это блядское актерство. Изучала варианты, куда свалить можно. - Джардин пожимает плечами. - Идем отсюда?

Дженсен немного обидно, что Джардин никогда не делилась с ней такими мыслями. Они идут по длинному гулкому коридору, Джардин ведет рукой по гладкой стене, отстукивает костяшками какой-то ритм.

- Я бы свалила в озвучку, как мама, - говорит Дженсен.

- Или в режиссеры, - кивает Джардин. Она-то все знает. - Ты серьезно насчет Дэна?

- Я не знаю. Может быть. Мне просто хотелось как-нибудь достать ублюдка Остроффа.

- Он классный. Дэн. Я тебе завидую.

- Завидуешь?.. - Дженсен не может сдержать смеха. Джардин серьезно кивает.

- Ужасно завидую, Джей. Ты не представляешь. Да и не только насчет Дэна.

Они спускаются к подземной парковке. Дженсен решает, что такой разговор в трезвом виде лучше не продолжать, и молча садится за руль. Джардин отворачивается к окну, задумчивая и почти грустная. У нее потрясающе красивый профиль, у Дженсен колет в груди, пронзает мыслью четкой, неизбежной: люблю эту женщину, люблю безумно, и это не пройдет.

- Если Дэн сделает мне предложение, я соглашусь, - говорит она тихо. Джардин смотрит на нее пристально, будто ищет подвох, и наконец кивает.

Оставшиеся полтора месяца до отпуска пролетают, как одна неделя, каждый день набит работой под завязку. На секс нет ни времени, ни сил, и Дженсен попросту перестает переживать по этому поводу. Они с Джардин много говорят о том, что будет после сериала - о проектах, ролях, альтернативном, мать его, трудоустройстве. О планах, не касающихся карьеры - дом, семья, дети. Дженсен впервые всерьез обсуждает такие вещи; с одной стороны - странно, с другой - вроде как пора уже задуматься, вот она и задумывается. Джардин все еще мечтает выбраться в большое кино, и Дженсен искренне верит, что у нее получится, а вот насчет себя... Уже не уверена, что хочет. А ведь до того, как Джардин упомянула «изучение вариантов», даже в голову не приходило.

[Yohji Kudou]

- Ремейк «Зены, Королевы Варваров», - объявляет агент Джардин. - Девочка, я убью тебя, если ты не пройдешь кастинг.

- Сиськи маловаты, - бубнит Дженсен. Джардин больно пихает ее локтем и радостно кивает.

- Мне нужны тренажеры посерьезнее, - говорит она на следующее утро, пинаясь потной пяткой Дженсен в бок.

- Культуристка хуева.

- Тебе нравится, когда я таскаю тебя на руках, Джей. Не спорь даже.

Дженсен не уверена, что ей эти слова не приснились.

Усталость просачивается и в интервью, потому что интервью у них берут, по закону подлости, в самые загруженные моменты.

- Ванкувер - это, конечно, хорошо, - вздыхает Джардин. Дженсен заканчивает за нее:

- Но дома определенно лучше. Надоело жить так далеко от семьи, друзей, от парня моего. Выматывает.

Она говорит правду. Но усталость, даже настолько сильная - привычная, комфортная штука, и Дженсен растворяется в ней, наслаждается отсутствием мыслей в голове, а еще больше - ничем не осложненной дружеской близостью. Впервые с тех пор, как переехала к Джардин, она на самом деле ощущает себя ее лучшей подругой, а не... Кем-то еще. Ее как будто отпускает давившее изнутри чувство, тает постепенно, как опухоль под действием лучевой терапии, и место пораженных болезнью клеток занимают здоровые. Нормальные.

Дома, в ЛА, ощущение только усиливается. Она расслабляется, отсыпается, проводит много времени со Стефани и Джесси, ходит на двойные свидания с Джардин и Джентианом. Весело, легко, непринужденно.

А потом они летят в Сидней.

- -

Они обе любят Австралию. Дженсен нравится климат, нравятся люди, а Джардин все время повторяет, что ей нравится само ощущение «острова-переростка» под ногами, и Дженсен смеется, затыкает ей рот ладонью. Джордан и Мика, впрочем, тут же заводят неровным хором «Land Down Under», и Джардин, кусаясь, спрашивает: что, Дженни, не хватает третьей руки? Дэн взъерошивает Джардин волосы, и та отскакивает от неожиданности. Дженсен победно бьет кулаком о его кулак.

- Мы еще повоюем, - обещает Джордан, а Джардин делает вид, что смертельно обиделась за испорченную прическу, берет подругу под руку и ускоряет шаг.

Дженсен не нравится Джордан, и у нее хватает духу признать, что это - банальная ревность. Она понимает, что это не честно, что старых друзей не может заменить никто, что и у нее самой Тайя остается самой лучшей, самой близкой подругой, но...

- Только ты на моей стороне, моя Джорр-дан Бей-кер, - выпевает Джардин на мотив «Land Down Under».

...Джардин говорит: «моя Джордан». И называет ее «Джордан Бейкер», потому что так зовут одну из любимых героинь ее любимой книги. А еще... Джордан-и-Джардин. Наверняка их друзья в детстве звали «двойные Джей».

Дженсен по-детсадовски ревнует к имени, к прозвищу, к местоимению. Даже сейчас, когда вроде бы уверилась, что влюбленность поутихла.

- Ты чего надулась? - спрашивает Мика.

- Ревнует подружку, - беспечно отвечает Дэн. Дженсен шипит на него, тыкает кулаком в бок.

Джардин, естественно, оборачивается, высовывает язык, по-идиотски шевелит кончиком. И все. Дженсен будто молнией пронзает. Они идут по шумной центральной улице, рядом гудят машины, болтают люди, а у нее перед глазами стоит четкая картинка: она сидит в кресле, Джардин - на полу у нее между ног, ныряет головой под чирлидерскую юбку.

- Эй, Джей, не обижайся, - усмехается Джардин. Ее глаза блестят, как будто она получила картинку по телепатической связи. - Меня на всех хватит, детка.

- Это в каком это смысле? - вырывается у Дженсен. Дэн вдруг взрывается хохотом, игриво дергает бровями и говорит:

- Девчонки, а вы видели, что про них в интернете пишут?

Дженсен чувствует, что покраснела от корней волос до основания шеи. Мика - единственная из присутствующих, кто не в курсе, и Дженсен умоляет мысленно: «Молчи, только молчи, пожалуйста, не спрашивай, только не сейчас»...

- Нет. А что?

- Что они - сладкая лесбийская парочка, - заговорщическим шепотом говорит Дэн. - Я даже несколько порнушных рассказиков про них видел. Не читал, правда...

Джордан вдруг останавливается, складывает руки на груди и принимается истерично выкрикивать:

- Джардин! Это правда?! Ты мне изменяешь?! С ней?!

Прохожие оборачиваются, кто-то даже хихикает в кулак. Дженсен закрывает лицо руками и качает головой. Неприязнь к Джордан резко испаряется.

- Милая, прости, я больше не буду! Пожалуйста, я сделаю все, что захочешь, только не бросай меня! - Джардин опускается на одно колено прямо посреди тротуара и хватает Джордан за подол юбки, дергает резко. Джордан ровно секунду удерживает злое лицо, а потом неумолимо начинает фыркать, и наконец едва не завывает от смеха.

- Дура, - Дженсен отвешивает Джардин пинка под обтянутый новенькими джинсами зад. - Эксгибиционистка. И дура. Ты позоришь нашу нацию перед этими милыми людьми!

Милые люди проходят мимо, подозрительно на них поглядывая. Джардин игнорирует пинок и разворачивается к Дженсен, нарочито бережно берется за краешек подола ее сарафана, смотрит снизу вверх, корчит пафосную рожу.

- Дженсен, - говорит она торжественно, - дорогая, любимая моя Дженсен. Я клянусь, что больше не буду позорить нашу нацию перед этими милыми людьми. Сегодня.

Дэн в обнимку с Джордан складываются пополам, Мика заливисто ржет, а Дженсен кладет руку Джардин на затылок и смотрит ей в глаза. Доля секунды: у Джардин расширяются зрачки, она приоткрывает рот на вдохе - и резко подскакивает на ноги, треплет Дженсен по волосам, начинает, как по команде, смеяться вместе с друзьями. Дженсен натянуто хмыкает, хлопает Дэна по спине, когда тот начинает кашлять, приподнимает язвительно брови:

- Ну? Представление окончено?

- Да. Умираю - хочу жрать, - Джардин берет за руку Дэна и утягивает его вперед: - Тут в переулке отличный стейк-хаус.

Мика пихает Дженсен в плечо, все еще посмеиваясь.

- Вот же энерджайзер. В постели она такая же?

- О, ты себе не представляешь, - фыркает Дженсен.

Дальше становится только веселее. Дженсен мечтает подремать в ванне после долгого дня среди перевозбужденных фанатов, но к ним в номер заваливаются Миша с мужем, уже слегка поддатые, и выставляют на стол текилу.

- Джардин скоро к нам присоединится, - говорит Миша. - Когда я постучалась к ней, она вышла полуобнаженной. Очевидно, они с подругой практикуют нудистскую йогу.

Виктор подхватывает, расставляя стопки ровным рядком:

- Мы пробовали нудистскую йогу в наш медовый месяц. К сожалению, по гибкости я Мише сильно уступаю, и на третий сеанс мы решили просто заняться сексом.

Мика, которая раньше не наблюдала чету Коллинзов в действии, хлопает глазами и косится на Дженсен. Та только улыбается: Миша все еще не отключила свой публичный образ стукнутой на голову, а присутствие незнакомого человека в номере только усугубляет дело.

- Их имена, - говорит Мике Дэн, нарезая лимон, - похожи на имена русской гейской пары. Миша и Виктор. Зву-чиит.

- Мама ждала мальчика, - пожимает плечами Миша. Мика медленно кивает:

- А, так значит, это все-таки мужское имя!

- У кого мужское имя? - спрашивает Джордан с порога.

- У Миши, конечно, - Джардин обходит ее и плюхается на пол возле ног Дженсен.

- Откуда вы двое, - Дженсен показывает сначала на Дэна, потом на Джардин, - так много знаете о русских именах?

- Эй, моя прабабка была родом из Польши, забыла? Это ж почти Россия, считай.

- А я просто так ляпнул, от балды, - признается Дэн.

Джардин, смеясь, облокачивается на коленку Дженсен, обнимает ее ногу. И не отодвигается.

После первого же шота нести начинает всех, не только Мишу. Виктор рассказывает о своей книге (Дженсен и Джардин в курсе, о чем она, а остальные - нет), и неизбежно разговор перетекает в игру «я никогда не», только очень и очень однобокую.

- Ну? Давайте. Я никогда не отсасывала трем мужчинам одновременно, - говорит Миша. И выпивает. Дженсен хохочет:

- Коллинз, если ты хотела нажраться в одиночку, зачем было притаскивать свою жопу сюда?

- Мое бухло - мои правила, - возражает Миша с полным ртом лимона.

- Окей. Я никогда не спал с мужчиной, - говорит Виктор и опрокидывает стопку. Дженсен слишком занята проглатыванием текилы и размазыванием соли, и до нее только через десять секунд доходит:

- Дэн?..

- Эй. Я же постоянно играю геев. А я очень тщательно готовлюсь к любой роли, детка, ты же знаешь.

- Ну ты... - Дженсен сама не знает, почему ее так это взволновало. А потом врубается, что ее взволновало вовсе не это.

- Я никогда не спал с женщиной, - серьезно говорит Дэн. Дженсен застывает, сжимает в руке стопку, смотрит по кругу на девчонок: Миша - естественно, да. Мика и Джордан качают головами. А Джардин...

- Ну, что, на брудершафт? - предлагает она, подмигивая.

И Дженсен посылает все к чертям. Расплескивает текилу, всовывая руку Джардин под локоть. Джардин встает на коленях, чтобы было удобнее, смеется, ругается, и они синхронно пьют. Дженсен облизывает ее соленые пальцы, впадает то ли в безумие, то ли в транс: берет ее запястье и лижет венку, потом всасывает в рот указательный палец, не глядя хватает со стола ломтик лимона и подносит его к удобно приоткрытым губам Джардин, выдавливает кислую каплю. Боковым зрением она видит, что Дэн смотрит на них круглыми глазами, и наклоняется, целует Джардин прямо в рот - коротко, но мокро. Солоно-кисло.

- Мать вашу, это охрененно горячо, - комментирует Виктор. - Извините, мне нужно отлучиться. В интернет.

Дженсен смеется, отстраняется, подмигивает безбашенно Дэну.

- Я никогда не целовалась с Джардин Падалеки, - говорит она и выхватывает у него стопку. Впервые в жизни она пьет одна, играя в «я никогда не», и от этого почему-то так весело, что ее аж трясет от смеха. Она выливает текилу мимо рта, и от этого становится еще веселее.

- По-моему, кому-то хватит, - Джардин вытирает ей подбородок рукавом собственной пижамы.

- Текила кончилась, - объявляет Миша. - Пойдем, Вики. Мне внезапно очень захотелось устроить сеанс нудистской йоги.

Виктор мгновенно вскакивает на ноги и желает всем спокойной ночи.

- Джордан, - оборачивается он вдруг у самой двери. - Не хочешь к нам присоединиться?

- Хо-хо-хо-хо! - Джардин хлопает в ладоши. Джордан растерянно озирается по сторонам.

[Yohji Kudou]

- Мика? - подмигивает Виктор.

- Поклянитесь, что никому об этом не расскажете, - неожиданно трезво говорит Мика и удаляется из номера следом за Коллинзами.

Немая сцена продолжается ровно десять секунд.

- Что происходит в Сиднее, остается в Сиднее, - многозначительно говорит Джордан. И тоже уходит.

Дженсен смотрит на Джардин, потом на Дэна, и они одновременно начинают хохотать. Дэн скатывается на пол, и получается, что Джардин обнимает левую ее ногу, Дэн - правую. Дженсен никак не может успокоиться, ее буквально скручивает, она откидывается на спинку дивана, зажмуривается крепко и пытается перевести дух. Она снова открывает глаза, когда смех сменяется каким-то другим, странным звуком, и не может сначала поверить в то, что видит: Джардин и Дэн целуются у ее ног.

Опьянение слегка выветривается из головы, она моргает, поправляет очки, снова моргает. Джардин держит Дэна под подбородок, направляет его голову, трахает языком в рот. Губы Дженсен тут же начинают покалывать: она в точности знает, как ощущается такой поцелуй. Дэн хрипло стонет, и Дженсен узнает этот стон: Джардин где-то там, внизу, далеко-далеко-далеко, щупает его член.

Она не знает, что делать.

- Теперь ты тоже никогда не целовался с Джардин Падалеки, - бормочет Джардин интимно и протягивает забытую Микой полупустую стопку. Дэн улыбается и пьет, а потом берет ее за руку и повторяет движения Дженсен: палец в рот, языком по запястью, губы на губах.

- Джар, - едва слышно выдыхает Дженсен. - Дэнни.

Они резко оборачиваются. Дэн выглядит пристыженным, будто сам не понял, что только что сделал, а Джардин... Дженсен не может ее прочитать. Знает, что даже если бы была трезва, не смогла бы.

- Мне уйти? - спрашивает она, глядя почему-то на Джардин, а не на Дэна.

- Джен! - Дэн цепляется за ее ногу. Дженсен не видит: она говорит с Джардин глазами.

- Никто никуда не пойдет, - отвечает Джардин. - Не знаю, как вам, а мне очень хочется трахаться. У Коллинзов слишком много народу для моего вкуса, так что остаетесь вы.

- Вообще-то, я уверен, что они взаправду пошли заниматься йогой, - хихикает Дэн. - Хотя бы для того, чтобы наебать Джордан и Ми.

Дженсен переводит взгляд на него, спрашивает молча: ты как? Дэн перестает улыбаться, отвечает: а как ты?

- Окей, - говорит она, прикусывая губу. А потом сама себя удивляет смешком: - Только я очень, очень пьяная. Не думала, что так быстро слечу, черт...

- Это текила, - пожимает плечами Джардин. - А у нас был долгий день.

- Пойдем на кровать, - мягко говорит Дэн. - Ты ложись, а мы...

- Я давненько этого не делала, - подмигивает ему Джардин, - но, думаю, язык у меня не отвалится.

Дэн снова стонет. Дженсен видит, чувствует, знает, насколько его заводит все это. Понимает вдруг, что он, возможно, даже фантазировал о них вдвоем - все его намеки, пошлые шуточки, упоминания порно-рассказов из сети... Он нечасто это делал, достаточно редко, чтобы Дженсен, привыкшая к подколкам на эту тему, не придала значения, но теперь, когда наконец заметила, в пьяном сознании сложился аккуратный паззл.

- Дрочил на нас? - озвучивает Джардин насмешливо. - Ах ты маленький поганец.

Дэн краснеет. И смотрит на Дженсен, спрашивает ее разрешения. Впервые за все время знакомства вот так, напрямую, спрашивает. Джардин тоже ждет, но не так пассивно: находит ее лодыжку и начинает тереть большим пальцем, будто увещевая. Два человека во всем долбанном мире, которые знают ее тело лучше ее самой; два человека, которых она любит очень сильно, очень, и все-таки - по-разному.

Все это настолько сюрреалистично, что Дженсен на целую минуту совсем перестает думать. Она проводит рукой по лицу, едва не сбивая очки. Она не уверена, что в таком состоянии вообще сможет кончить.

- Идем, - говорит она наконец. - Идем в кровать.

Она плохо помнит, как они добрались до горизонтальной поверхности. Кажется, она не шла сама. Может, и вообще не шевелилась; руки Джардин и руки Дэна, едва ли не одинаково сильные и по-разному осторожные, обнимали ее со всех сторон. Зато помнит четко, трезво, пытливые глаза и вопрос:

- Девчонки, скажите честно. Вы уже трахались друг с другом?

И помнит ответ - свой, а не Джардин. Четкий и трезвый ответ:

- Нет, Дэн, никогда.

Она не встречается взглядом с Джардин, и Дэн кивает: верит.

Она плохо помнит, как ее раздели, зато помнит горячий, быстрый, родной язык. Плохо помнит, как Дэн вошел в нее, зато помнит сосок во рту, острый, как всегда, возбуждающе твердый. Из нее долго, упорно выдавливают оргазм, и она не помнит, от чего именно кончила, зато помнит, что перед тем, как уснуть, смотрела на изгиб спины Джардин: она уселась на Дэна сверху и красивыми, плавными, гипнотизирующими движениями каталась на нем.

Утром, напившись воды, Дженсен говорит взъерошенному Дэну:

- Я больше не хочу свободных отношений.

- Хорошо, - говорит Дэн. Голос его срывается на полуслове. - Хорошо, Джен. Я... Я тоже.

С Джардин они не видятся до самой совместной панели. Зато с Микой Дженсен сталкивается прямо в дверях лифта.

- Ты представляешь? Они реально занимались йогой! - сообщает она возмущенным хриплым шепотом. Дженсен смеется и отмахивается: у нее уже нет времени спросить, что же тогда они с Джордан делали всю ночь.

Ответ, впрочем, скоро находит ее сам. В лице растрепанной, буйной, курнувшей Джардин, решившей вывалиться в таком виде на сцену.

- -

Они не разговаривают неделю после отъезда из Сиднея. Джардин пишет смс, но Дженсен игнорирует их, и Джардин перестает на второй день.

Дженсен говорит себе, что не отвечает не потому, что все еще обижена или злится: просто голова и время заняты другим. Она проводит каждую свободную секунду с Дэном, упивается ощущением, что наконец-то все расставила по полочкам. «Все, что происходит в Сиднее, остается в Сиднее». Произошедшее оказывается формой шоковой терапии, о необходимости применения которой она раньше и не подозревала.

«Я завидую тебе». Вот он - ответ, который Джардин озвучила напрямик, просто у Дженсен на тот момент мозги были где-то не там, вот и не доперло. Они ведь с Джардин похожи, безумно похожи, даже в том, в чем кардинально различаются, и Дженсен корит себя: нужно было раньше догадаться. Ей казалось, что она принимала влюбленность за зависть; Джардин принимала зависть за влюбленность.

Окей, Дженсен все еще обижена. И злится. Но совершенно не хочет думать об этом. У нее есть Дэн, очаровательная собака, верные друзья, музыка и отпуск.

- Дженсен. Прости ее уже.

- Дэн, не лезь не в свое дело.

- Подумаешь, выкурила косячок на конвенции. Я, честно говоря, вообще не представляю, как вы обычно без допинга обходитесь. Когда сижу с тобой на автографах, периодически очень хочу въебать с ноги какому-нибудь из этих истекающих слюнями молокососов.

- Ты ревнуешь меня к фанатам, как мило.

- Я вообще ревнивый. Просто хорошо это скрываю.

Дженсен раздраженно поводит плечами, не желает слышать долю не-шутки в шутке Дэна. Не может же она сказать, что злится на Джардин совершенно по другим причинам.

Она соврала Дэну. Прямо в лицо. Из-за блядской завистливой длинноногой сучки, в которую ее угораздило влюбиться так сильно, что даже сейчас, когда ужасно хочется расцарапать ногтями ее чертовы щеки с чертовыми ямочками, еще больше хочется прижаться к ней всем телом и целовать до синяков на губах.

Фишка в том, что Дженсен никогда не мучилась совестью из-за вранья. А врать ей по жизни приходится прилично. Это тоже ее рук дело, думает она; ее влияние. Черт бы побрал лицемерную идиотку. Правильная, совестливая девочка, конечно.

«А я так старалась быть правильной девочкой, упс». Вот если бы чуть лучше старалась, Дженсен бы не вляпалась в такое дерьмо по самую макушку.

- Прости, - говорит она Дэну. - Я просто... Ненавижу, на меня сваливают ответственность вот так. Когда мне приходится держать лицо не только за себя, но и за кого-то еще. Джардин знает, насколько сильно меня это бесит, и все равно она...

- Джен.

По спине пробегает холодок. Кажется, что он спалил ее с потрохами. Увидел, что она... Врет.

Сидеть на сцене с укуренной Джардин было очень весело. Сейчас, копаясь в себе, Дженсен четко может сформулировать, почему. В ней включился какой-то внутренний эксгибиционист: в те несчастные полчаса целая куча народу урвала кусочек бесконтрольной, разнузданной, бешено-настоящей Джардин. И Дженсен не просто была рядом каждую секунду - она смогла показать, что контролирует ее такую, смогла продемонстрировать всем, кто был способен увидеть, ее собственную, живую, любимую до колик девочку.

Она чувствует себя ужасной извращенкой, но ничего уж не поделаешь. Она старалась быть правильной. Не вышло. Упс.

- Ну, чего?

- Она писала мне.

Дженсен нервно кусает губу.

- И?

- Мы говорили о той ночи.

- И?

- Джен. Почему ты злишься на нее, а не на меня?

Дженсен иногда ненавидит его за проницательность.

- Потому что у нас с тобой была договоренность, - говорит она резко. - А она - мой друг. Она не имела права.

- Но я же проявил инициативу. Я признался, что меня заводит смотреть на вас вместе. Может, она бы и не...

- Дэн. Мне просто надо чуть-чуть отдохнуть от нее, окей?

Дэн вздыхает, осторожно проводит рукой по ее волосам.

- Мы скоро уедем в Париж, - говорит он. - Тогда и отдохнешь. Не пускай все на самотек.

Он, конечно, прав. Но Дженсен устала от того, что каждый раз, стоит ей закрыть глаза, она видит свою любимую женщину, ерзающую на члене ее любимого мужчины. Бесит до тошноты, и не в последнюю очередь из-за того, что она знает точно, кого к кому ревнует.

Тем не менее, она все расставила по полочкам. Разобралась во всех своих реакциях. Даже если она ничего не может с ними поделать, знание - сила. Или как там говорят.

- Я ей напишу, - говорит она.

- Хорошо. Иди сюда.

Дженсен кладет голову ему на плечо и мучается, мучается, мучается совестью. Ее понимающий, офигенный, до ужаса ревнивый Дэн чувствует себя виноватым, а она не может даже толком убедить его в обратном.

Вечером она пишет Джардин: «Выпьем перед Европой?»

Ответ приходит сразу же: «Конечно, детка. Завтра?» И через десять секунд - еще: «Джен, я скучала пиздец как. Давай не будем страдать хуйней».

[Yohji Kudou]

Дженсен смеется против воли. Что, по сути, ей остается делать? Только хорошую мину при плохой игре. Она скучает по Джардин безумно, злость плохо помогает справляться с ломкой.

«Завтра в восемь», - пишет она. - «Чертова шлюха». Читает спустя минуту: «О, детка, мне нравится, когда ты говоришь грязно».

Только одно Дженсен решает точно: ей больше нельзя жить с Джардин в одном доме. Нельзя - и все.

- -

Оказывается, к такому выводу пришла не только она.

- Вам нужно разъехаться, - говорит ее агент за неделю до очередной конвенции. - Хотя бы сделать вид.

Дженсен тут же передумывает переезжать.

- Какого хера? - спрашивает она.

- А такого, Дженсен, что вы себя так ведете, будто ваши парни - всего-навсего прикрытие вашей страстной, блядь, любви. Я-то знаю, что вы друг от друга отлипнуть не можете, но есть же какие-то границы. Вы играете родных сестер, а не просто двух девиц.

- Забавно, что этот вопрос всплыл только сейчас.

- Хочешь знать, почему сейчас? Да потому, что ты недавно вякнула во всеуслышание, что у тебя есть постоянный парень, за которого ты едва ли не замуж собираешься. Тебе, мне, каналу - да, черт, всем - не выгодно, чтобы вы с Падалеки выглядели как парочка лесбиянок-изменщиц. Особенно на фоне шоу о вечных семейных ценностях.

- Значит, просто изменщица или просто лесбиянка - это типа нормально?

- Хочешь камин-аут? Серьезно?

Дженсен не хочет никакого камин-аута. Она вообще больше никогда не хочет спать с женщинами, и тем более - влюбляться в женщин. Вот уж не думала, что когда-нибудь начнет понимать реднеков, среди которых выросла, но они, сука, правы в одном: от баб одни проблемы.

- Окей, - говорит она, - что ты предлагаешь?

- У меня есть для тебя одна роль на примете, Дженсен... Не факт, что пройдешь кастинг, но я хочу, чтобы ты как минимум попробовала.

- -

Дженсен нервничает из-за операции, о которой успела забыть за предыдущий месяц, и почти передумывает избавляться от очков («Я люблю твои очки, Джей, хочу тебя в рубашке, галстуке и с указкой»), но в конечном итоге плюет на страх и решается. Дэн и Стефани сидят с ней каждый день, потом приезжает Джесси, и они втроем играют ее любимые песни, рассказывают страшилки и подносят косяк к губам. Джардин звонит раз в два часа, несмотря на роуминг, спрашивает, все ли в порядке, и Дженсен скучает по ней безудержно. Не предстваляет, как будет жить без нее, когда начнется новый рабочий сезон.

Уик-энд в Бирмингеме оказывается еще более выматывающим, чем она думала. Хорошо хоть Джесси рядом - они с Джардин обе обдолбанные после самолета, с трудом шевелят языками. Вечером напиваются до отруба с Рикардой, Мишей и Виктором; оказывается, что Джардин тоже получила лекцию по поводу сожительства, но у них сил нет обсуждать это в подробностях и сводить показания. «Это не наша работа, - думает Дженсен. - Если они так волнуются, могли бы попросту сказать нам точно, что говорить и как себя вести».

- Зачем ты сказала, что ищешь жилье? - спрашивает Джардин на следующий день в перерыве. Дженсен пожимает плечами, чувствует отголосок той злости, которая накатила в разговоре с агентом, озвучивает свою мысль:

- Выполняю договоренность. Как могу. Вообще мне похрен, ты же знаешь. Ты здесь с Джентианом, я - с Дэном, все их видели, все видели нас с ними. Если кто-то очень сильно озабочен тем, что мы похожи на парочку лесбиянок, то это уже не наши проблемы.

Джардин вздрагивает заметно, лицо ее каменеет. До Дженсен вдруг доходит, что вот сейчас, вот так случайно - первый раз, когда они напрямую подняли эту тему друг с другом, первый раз, когда прозвучало вслух страшное слово на букву «л». Дженсен почти плевать: она второй день подряд тщательно фильтрует свои слова, не хочет этим бредом заниматься еще и с Джардин.

- Как у вас с Дэном? - спрашивает Джардин тихо.

- Все в порядке. Все отлично. У вас с Джентианом?

- Прекрасно. Все хорошо.

После конвента они не видятся практически до самых съемок: Дженсен уезжает с Дэном к его родственникам, а Джардин проводит первый совместный отпуск с Джентианом. Дженсен усмехается сама себе: гляньте-ка, уважаемая публика, какие мы скучные, оседлые практически, гетеросексуальные женщины.

Она прилетает в Ванкувер первой, надеется в отсутствие Джардин хотя бы разобрать свои вещи, если не начать паковать их, но в итоге два часа сидит на ковре у кровати, гипнотизируя взглядом открытый шкаф, и силится вспомнить, какая из одинаковых черных футболок - ее, а какая - Джардин. Достает фляжку, глотает виски. И еще, и еще. Усмехается, представляя себе комментарий ехидным голосом, хитрый прищур рысьих глаз: «Что, Эклз, теперь играем по Станиславского?»

Она открывает нижний ящик, достает идиотски-розовый двусторонний фаллоимитатор, который так руки и не дошли опробовать, и ее резко, мерзко накрывает слезами. Она рыдает навзрыд, горько и долго, пачкает соплями рукава рубашки и чертову игрушку. Чувствует себя так, будто оплакивает умершего друга или родственника: давит грудь сожаление о том, чего не успела сказать, показать, сделать.

Она глотает виски. Думает о камин-ауте, о том, что Дэн постоянно играет геев, и все равно никто его геем не считает, а Найя Патрик Харрис, уже год как женатая, снимается в роли натуралки-сердцеедки в мейнстримовом ситкоме. И ее даже из-за второго имени не стебут.

Вспоминает, что скоро прослушивание. Что ей, скорее всего, придется разорвать контракт, чтобы получить роль Капитана Америки, точно так же, как Джардин - чтобы получить Зену. И оплакивает все это тоже.

Она не хочет играть покровительницу американских вояк во время Второй Мировой. Не хочет, чтобы Джардин щеголяла перед камерами в одном лифчике и набедренной повязке. Она хочет быть здесь, жить в этом доме, в их доме. Работать на выматывающей, но привычно-удовлетворяющей работе, держаться за персонажа, который ей хоть в чем-то близок. И ложиться в постель с Джардин каждую ночь.

Хочет прилететь домой с ней и сказать: «Мама, папа, вот женщина, с которой я собираюсь провести всю свою жизнь». Хочет усыновить ребенка (сама рожать она пока не готова, да и Джардин, кажется, тоже, но мысль о семье больше не вызывает отторжения, скорее - приятное волнение). И она уверена, что никто, даже Дэн, не вписывается в такой план лучше ее Джей.

Дженсен допивает виски, засыпает одетой, поверх одеял, в обнимку с фаллоимитатором, и чувствует себя полной идиоткой наутро. Джардин приезжает к вечеру, находит открытые сумки и пустую фляжку, говорит:

- Окей, так. Мне надо выпить.

Так начинается самый пьяный в их жизни год.

- -

Дженсен не съезжает. Они по молчаливой договоренности пресекают эту идею на корню: Джардин оттаскивает сумки в гараж, Дженсен добавляет к совместному гардеробу десять новых пар туфель (пять для себя, пять - для Джардин). Заодно обнаруживает, что интернет-шоппинг иногда действительно помогает справиться с нервами. Они по-прежнему спят в одной постели, хотя и не пытаются снова заняться сексом, и это почему-то не странно. Дженсен почти уверена, что Джардин тоже подсела на их физическую близость, на комфорт, который эта близость обеспечивает. Пусть и в другом немного смысле.

На площадке никто будто бы и не в курсе, что ситуация с жильем могла поменяться. Все слишком привыкли к тому, что они чаще приезжают вдвоем, чем по отдельности, и даже Клеа, которая была с ними на конвенте и слышала все обсуждения, не задает вопросов. Дженсен в который раз вспоминает «Темного Ангела»: вроде тот же Ванкувер - деревня в пригороде ЛА, пятая часть команды - те же люди, а насколько по-другому все было. Небо и земля. Хочется надеяться, что дело в них с Джардин, в том, что они каким-то образом умудряются избегать ссор, сцен и прочих выяснений отношений даже наедине. И это смешно, черт возьми, дурная ирония: у Уэзерли и Альбы было все предельно просто, типичный шоу-роман, закончившийся быстро и хреново, а у нее самой и Джардин ни хрена не просто, зато это непростое - чем бы оно ни было - все еще продолжается.

Дэн звонит каждый день. У него вошло в привычку говорить на прощание «я люблю тебя», и Дженсен это не напрягает. Она даже несколько раз говорит эти слова первой.

В общем-то, получается, что единственной причиной для напрягов остается работа. А так, в представлении Дженсен, и должно быть. Ди и Сэмми уже не по разные стороны баррикад, но будто бы еще дальше друг от друга, чем когда-либо прежде, и ей не нравится, когда так. Конфликты хороши для сюжета, бесспорно, да и лишние выходные, когда у них с Джардин раздельные сцены, вовсе не мешают, и все-таки.

- Ну прости меня! - вопит Джардин, падая на колени. - Прости, что я начала Апокалипсис! Я больше не буду!

- СТОП! - вопит режиссер. Но он тоже смеется.

Дженсен сползает по стене. Сцена была напряженная настолько, что даже такая мелочь (а по сравнению с большинством выходок Джардин это действительно мелочь) заставляет ее биться в истерике. Джардин, сучка, с гордым видом поднимается на ноги и раскланивается.

- Пять минут, окей? - просит Дженсен. - Джар, идешь?

Они идут к ней в трейлер, пьют по очереди все из той же фляжки. Джардин вытирает губы, усмехается. Дженсен хочется ее поцеловать, но вместо этого она делает еще глоток. Смешно, что все вроде бы по-старому, но совсем по-другому: год назад они вот так же ныкались, чтобы пообжиматься, а сейчас перехватывают виски, как две старые алкоголички.

Эту фляжку подарила им на двоих Джессика Морган после съемок первого эпизода второго сезона. Сказала: «Девочки, я-то сейчас свалю, а вам тут, судя по всему, пахать предстоит годами. Держите. Будете греться холодными ванкуверскими ночами». Они тогда отмахнулись, отсмеялись. Обозвали Джессику оптимисткой. Та только усмехнулась, похлопала Дженсен по плечу и подмигнула Джардин. Дженсен почему-то краснеет, вспоминая выражение ее лица в тот момент. Странно, что раньше об этом не задумывалась. А теперь шальная мысль бродит в голове...

- Эй, ты, - говорит Джардин. - О чем думаешь?

Дженсен сегодня еще не успела поесть, а перерыв-на-выпить они уже третий устроили. Вот она и ляпает напрямик:

- По-моему, Джесс Ди хотела затащить нас в койку.

Джардин хохочет. Дженсен морщится, поводит плечом, бормочет:

[Yohji Kudou]

- Не знаю. Вспомнилось просто вдруг, как она...

- Джесс Ди секла фишку, - все еще смеясь, говорит Джардин. - Джей, детка, да я бы и не решилась, наверное, никогда тебе в трусы залезть, если бы она мне не сказала.

У Дженсен брови мгновенно подлетают вверх.

- Че-го?..

- Ну окей, окей, я знаю, я все равно тормозила долго, но это потому, что я ей тогда не поверила, - отмахивается Джардин. Дженсен спрашивает вовсе не об этом, но ее отвлекает почти осязаемый взгляд Джардин на ее рот. Доходит вдруг, как близко они стоят. Будто на год назад время отмоталось: пальцы дрожат от желания притянуть еще ближе, облапать, оцарапать шею.

В дверь стучат.

- Джей, вас ждут!

Дженсен делает шумный вдох. Джардин забирает у нее фляжку, пьет, отставляет на стол, кричит:

- Уже идем!

«Я такая безбожная дура», думает Дженсен. А потом, протрезвев, решает, что рыпаться уже совсем поздно.

- -

Забавно, насколько по умолчанию воспринимаются многие бытовые, да и не только, вещи. Начинается с малого - еда, постель, игрушки, комната. Позже - велосипед, ролики, одежда, косметика. Эти вещи ценишь, но не по-настоящему еще как будто. Вот когда покупаешь машину на собственноручно заработанные деньги - другой разговор. Но и это со временем притупляется. А дальше начинается уже совсем все круто и по-взрослому: дом родителям, жилье себе. И к каждой вещи незаметно, неотрывно привязывается ярлык: «мое». Если не можешь что-то назвать «своим», то и ценить это не получается.

Дженсен кажется, что она осознает какие-то банальные, прописные истины, которые должна была впитать если не с молоком матери, то хотя бы на воскресных службах, или в школе, или, на худой конец, из телевизора.

- Хей, Джей. Ну расслабься ты. Они просто хотели спереть мои стринги и дрочить на них... - Джардин осекается, встречаясь с ней взглядом.

- Я больше не хочу там оставаться, - говорит Дженсен зло и коротко. Джардин сжимает губы в противно-тонкую линию. Дженсен знает, что сейчас будет. Рассчитывает на это.

- Дженсен, блядь, это и мой дом тоже. И меня тоже блевать тянет от мысли, что парочка ебаных извращенцев шлялась по моей ебаной кухне. Но куда ты, сука, деваться предлагаешь, а?

Дженсен на секунду становится совестно. Но только на секунду. Ей хочется успокоиться хоть немного к началу конвента, и она совершенно эгоистично собирается успокоиться об Джардин. Лучший способ, не раз проверенный: вывести ее на ругань, чтобы вызвать у себя контрастную реакцию. Джардин нужно проораться, ей самой - заземлиться.

Мелькает мысль: Господи, жутковато как-то иногда от того, насколько мы дополняем друг друга во всех областях жизни.

- В отель, - говорит она холодно. - Раньше жили как-то в отеле - и ничего.

Джардин выглядит так, будто сейчас оттаскает ее за волосы.

- Я не собираюсь из-за каких-то мелких подонков бросать собственный дом. А ты можешь съебывать на все четыре стороны, если хочешь.

О, да, детка. Дженсен буквально чувствует, как адреналин впрыскивается в кровь, стучит о виски.

- Я и съебу, - пожимает она плечами. - Сейчас позвоню Дэну и попрошу его снять номер, пока мы работаем.

- Ладно. Ладно, - Джардин складывает руки на груди. Она хочет еще что-то сказать, и Дженсен прямо-таки жаждет услышать, что именно, но...

- Девчонки? На выход.

Джардин делает глубокий вдох и преображается на глазах в себя публичную. Обычно Дженсен метаморфоза завораживает, сейчас - только сильнее бесит: она так не умеет. Не может выкинуть из головы, что им нужно выйти на сцену и балакать перед фанатами, любой из которых может оказаться таким же уебком, как те два горе-сталкера. Хорошо еще, Джину к ним посадили третьей.

Они в шаге от занавески, когда Джардин вдруг берет ее за руку.

- Джен. Прости.

Дженсен застывает. От Джардин обычно первого «прости» не дождешься, если повод ссоры серьезный. А уж тут - серьезнее некуда.

Блядство.

- Окей, - она кивает. - Окей, все окей, Джей, пойдем.

Она старается. Честно старается - для Джардин и только для нее - не показывать злости, но все равно вырывается наружу. Не хватило ей времени заземлиться. Впрочем, никто, кажется, особенно и не заметил - все пялились на ее грудь.

Как только они садятся в машину, чтобы ехать в отель к Дэну, Джардин говорит:

- Давай продадим дом, - и улыбается коротко, взяв ее снова за руку. - Все равно там места слишком много. Даже на двоих.

Дженсен вздыхает и кивает. Джардин молча протягивает ей фляжку.

Они все-таки возвращаются домой на следующей неделе: ехать ближе от локации, чем в отель, к тому же, Джардин безумно надоел тамошний шампунь. Клеа предлагает завезти, но они, не сговариваясь, отказываются.

- Они больше не сунутся, поверь мне, - говорит Джардин, вытягиваясь блаженно на родной кровати. - Можешь спать спокойно. Пока не переедем.

- А куда мы переедем? - Дженсен ложится рядом, приподнимается на локте. Борется с желанием погладить Джардин по щеке. Ее наконец-то отпускает немного, наконец-то она чувствует себя в безопасности, дома. Ловит и держит ощущение защищенности, огороженности от всего мира. Хочет до дрожи в пальцах зарыться носом в волосы Джардин, обвить ее руками и ногами, не отпускать никогда. Представляет, как они вдвоем будут выбирать жилье, и...

- Дана сказала, что мы можем рассчитывать на спонсорство канала. Дом - вряд ли, но квартира - наверняка. Я ее попросила заняться этим, так что не волнуйся ни о чем.

Джардин наклоняется и целует ее мягко в лоб. Дженсен разрывается между возмущением, что вопрос решили без нее, и благодарностью: чертовски приятно все-таки, что Джардин позаботилась об этом за двоих. Укрепляет иллюзию, что они... Пара.

Дженсен гонит эту мысль прочь, заставляет себя вспомнить, что этот год, вероятнее всего, последний, и незачем сейчас жалеть о том, что и так скоро закончится. Да, конечно, они будут видеться по выходным в ЛА, но в ЛА они живут на разных концах города. Плюс разъезды на съемки, если они обе каким-то чудом начнут получать перспективные роли.

Телефон Дженсен вибрирует на тумбочке. Джардин тянется через нее, задевает вечно стоящим соском предплечье.

- Стефани, - говорит Джардин. - Возьмешь?

Дженсен очень надоело выслушивать вопросы взволнованных друзей и родителей, но она все-таки отвечает.

- Эй, как жизнь? О. Ммм, что за предложение?

В комнате тихо, Джардин слышит все, что говорит Стефани. И с каждой фразой ее улыбка растет.

- Это же всего полчаса от моего дома, - шепчет она. - Не смей отказываться, Джей. Я тебе запрещаю!

Дженсен в этот момент готова поверить не только в Бога, но и в целую армию высших сил.

- Окей, да. Хорошо, - говорит она, не успев даже вдуматься. - Я заплачу половину, а остаток - когда получу свою долю от продажи здешнего дома. Нормально?

Стефани передает ее слова маме поверх трубки и уверяет, что - да, ее все устраивает. Они договариваются пересечься на следующих выходных, все посмотреть и заключить предварительный договор. Дженсен откладывает телефон и тут же получает полные объятия смеющейся Джардин.

- Охуенно же! Ты хоть представляешь себе, насколько это охуенно? Гостевой дом, Дженсен! Я смогу...

Она осекается на секунду, но тут же снова смеется. Каким-то образом у нее получается не сфальшивить. Дженсен крепко обнимает ее в ответ, нюхает ее шею, закрывает глаза. Ей кажется, что если сейчас загадать какую-нибудь совершенно нереальную штуку, она сбудется. Вот к примеру: «В это же время через год мы будем точно так же сидеть вдвоем на кровати, только я буду не просто обнимать ее, а и целовать, и лапать ее чертову идеальную грудь, и она всунет коленку мне между ног, и я кончу прямо так, не вылезая из джинсов».

Она не верит, что это возможно, но все равно загадывает. В подробностях.

Тем больнее признавать свою дурость через месяц.

- -

- Почему ты не позвонила мне сразу? - спрашивает Джардин, складывая руки на груди. Этот жест будто бы выпячивает кольцо на безымянном пальце левой руки: в движении невозможно не заметить отсвет.

Дженсен смотрит на кольцо, повторяет жест.

- Могу задать тебе тот же вопрос.

Теперь Джардин смотрит на ее кольцо. И молчит.

Дженсен заставляет себя разомкнуться, проводит рукой по лицу. Она не знает, почему не позвонила Джардин. Ее все еще не отпустил шок, что Джентиан и Дэн сделали им предложение в один день, с разницей буквально в несколько часов. Она вспоминает прошлый - ха-ха - раз, слова Дэна, брошенные в шутку: «Эта Дюймовочка опередила меня!» - ну или как-то так. Что ж, сейчас он успел первым. Едва-едва, но все же успел. Вот радости-то будет, когда она ему скажет.

- Дженсен, - теперь очередь Джардин повторять жесты.

- Давай выпьем, - перебивает ее Дженсен. - Мне надо все это дело переварить немного, Джей.

- Вино? У нас еще осталось то...

Дженсен качает головой, достает затертую уже фляжку. Джардин усмехается криво: ну, привет, мы и дома - как в походных условиях.

Вообще-то дом почти голый: последние документы по передаче собственности скоро подпишут - и все. Осталась спальня и коробки в гараже, плюс предметы первой необходимости в ванной и на кухне. Дженсен буквально сбежала на выходные в ЛА: корежило физически, никогда бы раньше не подумала, что может настолько к какому-то месту привязаться.

Она пьет, морщится, передает Джардин фляжку. Пустой с самолета желудок протестует, но есть совершенно не хочется. Так лучше. Быстрее унесет.

Они садятся на голый пол у пустого камина, прижимаются друг к другу плечами. Пьют.

- Ты тоже в детстве думала, что это будет по-другому? - спрашивает Джардин. Дженсен сразу понимает, о чем она, и у нее нет сил делать вид, что не понимает.

- Да, - говорит она. - Совсем по-другому себе представляла.

Они молчат долго. Пол теплый, Дженсен кажется, что она могла бы уснуть прямо так. В голове постепенно начинает гудеть, и она думает вслух:

- Было бы круто тут остаться, знаешь, чем-то вроде домашнего духа. Или как они там называются в крипкинской мифологии.

- Хочешь летать сквозь стены и пугать новых жильцов?

- Ну почему обязательно пугать. Я была бы добрым духом... Эй. Что, скажешь, злым?

Джардин пьяно смеется, пихает ее локтем.

[Yohji Kudou]

- Ты была бы отвратительным духом, Джен. Мстительным наглым полтергейстом. С вечным ПМС.

- Ммм, если так подумать, то в качестве первой же пакости я бы своровала тампоны. Туше.

Дженсен кажется, что она все, все потеряла. Зато теперь она знает, почему все-таки сказала Дэну «да»: Богиня Совпадений, благославившая их с Джардин еще тогда, на первом прослушивании, ткнула ее пальцем под ребра. Не иначе.

- Богиня Совпадений, говоришь. - Джардин выстукивает ногтями по полу. Дженсен даже не удивляется, что продолжала, оказывается, мыслить вслух. - Мне нравится, что ты скрытый романтик, Дженсен Эклз. Мне очень это нравится.

В ее голосе ни капли иронии.

- Вообще-то мне нравится все, - продолжает Джардин, и Дженсен начинает трясти. - Мне все в тебе нравится, Дженсен Эклз. Мне нравится твое имя, меня оно заводит.

- Меня заводит твое, - говорит Дженсен.

- Ты бы взяла мою фамилию?

- Ты бы взяла мою?

- Я считаю, что Дэн должен взять твою фамилию.

- Джентиан должен взять твою.

- Хватит меня передразнивать, блядь, Дженсен...

- Я люблю тебя.

Окей, а вот это вышло неожиданно. Упс.

Джардин секунду сидит абсолютно неподвижно, как настоящая статуя, и Дженсен смотрит искоса: одна нога вытянута, вторая согнута, на коленке скрещенные кисти - хрупкие запястья и длиннющие пальцы. И профиль ее: подбородок, губы, нос, ресницы, лоб. Она идеальная, ее Джей.

- Заткнись! - Джардин резко поворачивается и, выбивая фляжку у нее из рук, хватает за ворот майки, встряхивает. - Ты, сука, не имеешь права говорить мне такое, понятно?!

- А ты? Ты имеешь? - Дженсен заводится с пол-оборота, вцепляется в сминающие ткань пальцы, чувствует, как камень кольца режет ладонь. Кричит практически в рот ей: - «Мне все в тебе нравится, Дженсен»! Да пошла ты, ебаная хорошая девочка, на хрен!

Джардин сжимает зубы чуть не до скрежета.

- Если бы ты пошла со мной тогда в лесбийский клуб, - выплевывает она, - я бы не пошла на хрен.

Эта пуля попадает точнехонько в цель. Дженсен кажется, что она сейчас рухнет замертво. Она опускает голову, роняет руки на колени. Не замечает, что по щекам слезы текут, пока Джардин не размазывает слезинку носом.

- Не смей, - бормочет она в уголок ее губ, - не смей вот сейчас заставлять меня тебя успокаивать.

- Я и не... - Дженсен икает, ей стыдно и не стыдно, и хочется сдохнуть на месте. Не от стыда, правда. - Я не заставляю. Джардин. Джей. Я...

- Блядство, - Джардин бьет кулаком в стену, шипит от боли. Дженсен поднимает взгляд, берет ее разбирую руку, гладит, целует костяшки. Джардин не пытается вырваться.

- Прости меня, - шепчет Дженсен.

- Господи, перестань! Пожалуйста, Джей, перестань, я не могу, не могу так, ну.

Джардин закрывает глаза здоровой рукой. Левой. Кольцо блестит в свете верхней лампы.

- Иди сюда, - говорит Дженсен, проглатывая всхлип. - Иди сюда, иди ко мне.

Она откидывается спиной на стену, притягивает Джардин к себе, огораживает кольцом рук и ног. Джардин утыкается носом в ее помятую майку, и Дженсен сквозь мерзкое пьяное головокружение думает только об одном: Боже, как же хорошо, что можно снова гладить ее волосы. Окей, и еще одно: я люблю тебя. Я люблю тебя. Люблю, люблю, люблю.

Проходит то ли пять минут, то ли полчаса - не понять. Она все еще пьяна. Но Джардин рядом, горячая, родная, пахнет слезами и виски: Дженсен чувствует себя так, будто с плеч упал гигантский камень. Каждая новая мысль бредовей предыдущей, но ей плевать, плевать, абсолютно плевать. Любой вариант развития событий будет лучше патовой ситуации, в которой они жили так долго.

- Я не собираюсь разрывать все с Джентианом, - бормочет Джардин. Дженсен с удивлением смотрит на ее сухие, бледные щеки. Значит, она рыдала за двоих?

- Я знаю. Я тоже не собираюсь посылать Дэна.

- Что ты предлагаешь? - спрашивает Джардин, и у Дженсен щемит в груди: она выглядит такой маленькой сейчас, такой открытой и беззащитной. И вот теперь ей становится по-настоящему стыдно: это она, черт подери, должна была заботиться о Джардин, а не наоборот; она должна была переступать через страхи и принимать решения за двоих. Дура, как есть - дура.

- Я предлагаю умыться и поспать. - Джардин отстраняется резко, фыркает. Дженсен улыбается, тянет ее обратно: - Если хочешь, могу тебя трахнуть перед сном, но мы, кажется, слишком для этого пьяные.

Джардин фыркает еще раз, но уже вполсилы. Улыбается криво, хитро.

- Говори за себя, старуха.

- Окей. Может, и не слишком. Но если я вдруг усну, пока ты будешь мне лизать, не жалуйся, если задушу бедрами.

Джардин смотрит на нее в упор. Глаза ее блестят. По-прежнему не от слез, а... Так, как блестели год назад. И два. И три. И, кажется, еще раньше.

- Не задушишь, - отмахивается она. - Пиздоболка.

- Господи. В один из этих дней я все-таки куплю для тебя кляп.

- О, интересно как. Продолжай.

Дженсен целует ее в губы мокро и откровенно, лижет по зубам, чувствует, как сразу же твердеют соски, а в низу живота вспыхивает предсказуемый жар.

- Я тебя к кровати привяжу, - шепчет она. - Чтобы никуда не делась. Чтобы я всегда знала, где ты.

- А я куплю наручники.

- Ммм?

- Хочу приковать тебя к себе.

Дженсен знает, что уже наутро почувствует себя ужасным говном, но сейчас любая самобичевательная мысль оборачивается на сто восемьдесят градусов. Изменила жениху? Но Джардин, Боже, Джардин - единственная, кто за всю ее жизнь заставил ее пойти на такой мерзкий поступок, о чем-то это да говорит ведь! Согласилась выйти замуж за человека, в которого не влюблена? И что? Это же Голливуд, детка, все равно нельзя было бы жениться на любимой женщине! Собираешься продолжать изменять ему, лживая сука? Конечно, собираюсь. Я же ее люблю. Это, разумеется, меня извиняет. Я ее люблю!

- Я тебя люблю.

- Я бы тебе ответила, но ты пока не заслужила, - хихикает Джардин.

- Я отработаю, - обещает Дженсен, облизываясь. - Есть какие-то особые пожелания?

- Удиви меня.

Дженсен удивляет ее - и себя - быстрым, стремительным оргазмом. Стоит ей завалить Джардин на кровать и плюхнуться сверху, упереться бедром ей между ног и чуть потереться самой - все. Джардин, впрочем, удивляет ее тем же.

Они так и засыпают, не раздевшись, кучей сплетенных рук-ног.

Дженсен просыпается первой, с минуту пытается обнаружить глас совести и тошноту похмелья, а потом пожимает мысленно плечами, решает радоваться двум внезапным подаркам судьбы (трем, если считать раннее пробуждение) и идет на кухню готовить завтрак. Ей хочется петь, танцевать, прыгать до потолка и ухаживать за Джардин, как за принцессой. В холодильнике еще завалялась какая-то замороженная фигня, но этого мало, решает она. Бекон. Яичница. Тосты. Джем. Нормальный кофе. Двусторонний фаллоимитатор...

- Ну ты даешь.

Джардин возникает в дверном проеме, сонная, растрепанная. Голая. А, ну да, они где-то посреди ночи решили все-таки сбросить неудобную одежду. Даже попытались развести друг друга на второй раунд, но вырубились, так и не начав толком.

- Брысь, - говорит Дженсен, наклоняясь за сковородкой. - Смысл завтрака в постель в том, что ты должна быть в постели.

- Привяжи меня.

- Эй. Я же привяжу.

- Обещания, обещания.

Джардин в два шага оказывается близко-близко, обволакивает ее со спины всю, целиком.

- Моя горячая, длинная, тонкая Джардин, - бормочет Дженсен первое, что приходит в голову, упираясь затылком ей в плечо.

- Я тебя выебу прямо на плите, если ты продолжишь.

- Да ты романтик похлеще меня будешь, я так погляжу.

- Очень романтично выебу.

Дженсен смеется, подставляет шею острым зубам. Думает: это сон такой, наверное. Все - сон: и предложение Дэна, и ночь с ним, и утро, и перелет, и ночь с Джардин, и новое утро. Пора бы уже проснуться.

В дверь звонят. Джардин выдает долгую, витиеватую фразу, состоящую из одних ругательств. Дженсен вдруг понимает, что в трусах у нее чертовски мокро.

- Клеа же сказала, что не раньше одиннадцати сегодня! О...

Дженсен бросает взгляд на часы: мать твою, и впрямь уже одиннадцать. Она добавляет к ругательствам Джардин парочку своих, не менее витиеватых. Остро чувствует, что не ела со вчерашнего утра.

- Старбакс, - решительно говорит Джардин. - И посрать, что опоздаем.

- -

Реальность догоняет Дженсен с последней каплей первого стакана кофе.

Дэн, скотина, сделал все не по правилам. Никакого ужина при свечах, шампанского и вставания на одно колено. И вот он, наконец, укол ебучей совести: Дэн знал, лучше всех знал, что классика жанра ее отпугнет, напряжет, заставит заранее задуматься.

Они сидели у Дэна в гостиной, смотрели телевизор. Пили пиво и жевали пиццу. Как, черт, ну - как подростки, как студенты. Давно, между прочим, такого не бывало - они с Дэном, как и с Джардин, тоже какое-то время назад перешли на вино и полноценные ужины. Наверное, шестерка пива и коробка с пиццей должны были насторожить.

- Дженсен, - сказал Дэн, откладывая в сторону пульт и запуская руку в карман домашних штанов, - выйдешь за меня?

И протянул кольцо на открытой ладони. Без бархатной коробки, без всего. Просто так. Голый металл на голой коже.

Как она еще могла среагировать на такое, а? Он обошел все, абсолютно все подводные камни и сделал ей идеальное предложение.

Идеальное с точки зрения его Дженсен.

«Ее Джей» получила бы и ужин, и свечи, и шампанское. И бархатную коробочку, и миллиард цветов. И это был бы самый счастливый момент в ее жизни.

- Мы стояли у моей любимой картины, - говорит Джардин, стряхивая с колен крошки от маффина прямо на пол машины. Дженсен предчувствовала, что ее мысли прочитают. - Ну, ты знаешь. И вот стоим мы, короче, и тут он вдруг берет меня за руку. И достает кольцо.

Идеальное с точки зрения его Джардин предложение.

- Я бы приготовила тебе ужин со свечами, - говорит Дженсен.

- Э, детка, воск хреново влияет на пищеварение.

Дженсен смеется против воли, качает головой, продолжает:

- И разбросала бы в спальне пару букетов тигровых лилий.

Джардин улыбается уголками губ, хмыкает тихо, грустно. Мало кто знает, что она любит тигровые лилии так же, как розовые розы. Что сама не может определиться, который цветок ей нравится больше.

[Yohji Kudou]

- Что будем делать? - спрашивает она.

- Я вижу два варианта, - пожимает плечами Дженсен. - Порядочный и непорядочный.

- Я вижу третий.

- Ммм?

- Прекратить все это. Как нормальные взрослые люди.

Дженсен становится холодно. Она на автомате тянется прикрыть окно машины.

- С каких это пор мы - взрослые люди? - она смеется настолько неестественно, что саму передергивает.

Джардин берет ее за руку, смотрит серьезно в глаза.

- Дженсен. Ты знаешь, как сильно я ненавижу врать.

«Так не ври!» - хочет завопить Дженсен. Она помнит, что вчера со всей уверенностью заявляла, что не хочет разрывать помолвку с Дэном. Сейчас она готова пойти на все, лишь бы Джардин прекратила ее пугать.

- То есть ты на полном серьезе предлагаешь просто взять и... Забить на все. На нас. Да?

- Нет, блядь, Дженсен. Ты же знаешь, что нет. Не мучай меня.

Дженсен не может сдержать пораженного смешка.

- Я тебя мучаю? Я?

Джардин закрывает глаза и тяжело вздыхает. Дженсен смотрит на нее, ждет.

- Знаешь, я когда-то была уверена, что буду хранить девственность до первой брачной ночи, - говорит наконец Джардин. - Стой, погоди, дай договорить. В общем, это было не потому, что у меня были какие-то мега-принципы или романтика в голову стукнула. Я реально не думала, что кто-то меня захочет, кроме мужа, которого мне сосватают родители.

Дженсен открывает рот - и закрывает. Джардин показывала ей свои детские фотографии. Но дело было не в фотографиях, а в комментариях Джардин: она действительно считала, что в подростковом возрасте была ужасно некрасивой. Никакие возражения не могли ее переубедить.

- А потом у меня появился первый парень, и я выиграла тот чертов конкурс, и все резко так поменялось, что я на какое-то время забыла на хрен обо всем, чего боялась и во что верила.

Дженсен не нравится, к чему она клонит.

- А потом у меня появилась первая девушка, - говорит Джардин тихо, но уверенно.

Дженсен кажется, что ее прилепили к сиденью суперклеем. И прижали бетонной стеной для верности.

- Ты не говорила мне об этом, - говорит она сухо. Джардин усмехается.

- Мы вместе готовились поступать в Технологический. Я тогда еще думала, что учиться пойду, понимаешь. В общем, мы с ней познакомились во время тура по университету. Мы были единственными девчонками в группе. Разговорились. Встретились раз, другой, третий. Она меня поцеловала. Сказала, что ее гей-радар никогда не ошибается, а уж в моем случае и усилий прикладывать не нужно было. Я, типа, выгляжу как типичная лесбиянка.

Джардин пересказывает все это нетипично тусклым голосом, как хреновый диктор. Дженсен вспоминает, как впервые подумала, что ее новая коллега похожа на лесбиянку. И единственным аргументом против был Сэнди. Она собственными глазами видела, как они трахаются, черт подери!

- Джар...

- Я лесбиянка, Дженсен, - говорит Джардин. - Это так, к слову.

Дженсен начинает подташнивать. Может, это все черничный маффин на голодный желудок?

- Успокойся, - говорит Джардин. - Дыши, ну. Я знаю, что я ебнутая на голову, можешь не озвучивать.

Дженсен дышит. На десятый выдох она уже точно знает, что нужно сказать и что сделать. Она допустила дохрена ошибок, которые повторять не собирается. И не позволит Джардин сбить ее с курса красивыми речами и откровенными признаниями.

- Окей, - говорит она бодро, хлопая в ладоши. - Ты лесбиянка. И я лесбиянка. Удобно, правда?

Джардин расплескивает кофе. Дженсен истерично смеется, доставая салфетки.

- Приехали, - объявляет Клеа, притормаживая. - Если вам нужно еще минут пять-десять, я пойду вперед, отвлеку их там.

- Ебаный Иисус и не менее выебанные угодники, - обреченно говорит Джардин.

Дженсен знает, что разговор не окончен, но впереди пара невъебенно долгих сцен, а если они не свернут этот эпизод к завтрашнему утру, Филлис их с потрохами сожрет. Не отходя от камеры. Впрочем, Джардин удивляет ее перед обедом: перехватывает за руку и тащит к себе в трейлер, целует, не успев толком закрыть дверь. Дженсен тает, висит в ее объятиях безвольным мешком, чувствует буквально, как лопается перетянутая стальная проволока напряжения внутри. Смотрит на часы, как только Джардин ее отпускает, и моргает удивленно: пятнадцать минут жизни выпало в никуда.

- Срать мне, - шепчет Джардин. - Срать мне, честно говоря, на все. Будь что будет. Ничего больше решать не хочу, думать не хочу. Вот это - вот ты сейчас - это настоящее, мать твою, и самое, блядь, главное.

Дженсен кусает ее губы, возбуждается от хриплого шепота, и ругательств, и смысла слов.

- Я люблю тебя, - говорит она, просто потому, что можно.

- Вот и чудненько. Жрать пойдем? Или, хм, - Джардин усмехается предсказуемой пошлости, приподнимает брови игриво, - друг другом обойдемся?

- Девочка, не знаю, как ты, а я не жрала толком сутки. Маловато будет.

Дженсен не знает, откуда у нее берутся силы на такой тон, но Джардин выдыхает полувозбужденно-полунасмешливо и, погладив ее разок между ног, отстраняется.

- Если я сегодня вечером не получу твой рот...

- Заткнись. Заткнись, скотина.

Дженсен ведет ее за руку к трейлеру-кухне и улыбается от уха до уха: полузабытые косые взгляды не бесят, не пугают, а... Заставляют собой гордиться.

«Да, Дженни, гордись: теперь все точно знают, что ты ебешься с подругой за спиной жениха. Возьми, сука, пирожок с полки. Только лимон сожри сначала».

Окей, Совесть с голосом не кого-нибудь, а Кристен Кейн - с этим еще придется научиться жить. Но в остальном Дженсен глубоко, искренне похрен. Они присоединяются к Алану и Сэму за обедом, перебрасываются едой и тупыми шутками, Джардин принимает поздравления, Дженсен молчит до поры до времени, а потом все равно проговаривается и принимает поздравления тоже. Джардин гладит ее коленку под столом.

- -

Следующую неделю они пашут, как проклятые. Давненько не было. Дженсен так не уставала с самого, кажется, марта: сваливается в одну кучу успевший стать непривычным режим всех-сцен-вдвоем, постоянные звонки родных, переговоры с агентами-менеджерами-пиарщиками, переезд. Предварительное прослушивание на роль Капитана, которое по сравнению с остальными событиями проскальзывает почти незаметно.

Ложь, ложь, и снова, и опять.

- Это хорошо, - говорит Джардин, разминая задницей новенький диван у себя в квартире, - это правильно, что вы первые. Вы же старше. Типа. Опытнее. Молчу насчет «мудрее», но...

Дженсен забирается к ней на колени, затыкает грудью рот. Говорит:

- Расскажи мне про свой первый секс с девушкой.

Джардин фыркает, слюнявит ткань. Рассказывает, раздевает ее, то и дело отвлекается, чтобы укусить правый сосок; переключается на левый только тогда, когда правый уже красный, вспухший болезненно. Дженсен половину истории пропускает мимо ушей, потому что ее держат, не пускают сильные, подкачанные для грядущего прослушивания руки, и ей хочется играть, отрываться на полную, вытащить из закромов чирлидерскую юбку, рубашки, галстуки, чулки в сеточку и прочие шмотки, которые не считала когда-то сексуальными.

Еще через неделю она демонстрирует кольцо фотографам. Читает твиттер Дэна, треплет его по голове: не обижайся, детка, они просто завидуют. Не думает о Джардин, когда отсасывает ему, медленно и лениво, на прощание, только отлавливает перемены в себе, которые раньше старалась игнорировать: ее тело возбуждается, отзывается на прикосновения к нужным точкам, но не бывает больше такого, чтобы она возбудилась без касаний, от самой идеи секса. Взвешивает снова и снова сказанные с целью расслабить слова: «Я тоже лесбиянка». Все еще не может понять, насколько это правда. Не решается проверить.

Спрашивает у Джардин:

- Как ты поняла? Ну, скажи?

Джардин пожимает плечами, втолковывает:

- Джей, не еби себе мозг. Это индивидуально. Вот ты по-другому устроена. У меня-то все просто было: я сравнила одно с другим. Понимаешь? Я не мужефоб, я любила Сэнди, честное слово. Просто секс с мужиками и секс с бабами - это как... Ну. Дерьмовое вино и нормальное, врубаешься? От дерьмового слетишь при должном количестве, базара нет. Но нормальное - оно, черт. Вкусное. Хочется растянуть и распробовать. И улете-еть...

Джардин размахивает руками, как поломанный дельтаплан, и Дженсен смеется, качает головой. Она понимает. Действительно понимает. У нее, в целом, такая же фигня. Но ей всегда казалось, что лесбиянки - настоящие лесбиянки - в принципе не могут получать кайф от секса с мужчинами. Точно так же, как геи - от секса с женщинами. Она вспоминает камин-аут дяди, его рассказ о том, что он попросту всегда знал. Всегда влюблялся только в мужчин. Ничего не мог с собой поделать, не смог бы врать, даже если бы захотел.

Дженсен, положа руку на сердце, хочется, чтобы Джардин была именно такой. Чтобы вся ее хрень с Сэнди, а теперь - с Джентианом, были одной сплошной ложью. Ложью для семьи, для карьеры, плевать, главное - ложью. Но Джардин, она...

- Я всегда старалась быть правильной девочкой, Дженсен, - говорит Джардин, опуская голову. - Я очень старалась.

Дженсен не знает, что с этим делать.

- Хей, так и знала, что в результате мне придется успокаивать тебя, - усмехается она, пытаясь вызвать у Джардин хотя бы улыбку. Иногда получается.

Они пьют вдвоем, пьют с женихами, с друзьями, с семьей. Трахаются, работают, снова пьют. Мама Дженсен спрашивает, почему они не хотят устроить совместную свадьбу в Далласе, как настоящие лучшие подружки, и стоит Дженсен задуматься, а почему, собственно, нет (убить двух зайцев, как там говорится), Джардин впадает в неконтролируемую истерику, хохочет так сильно, будто сейчас лопнет. Окей, идея действительно дурацкая. По всем статьям.

Она выбалтывает из Джардин все до последней детали: может, наверное, с ее слов написать целую книгу о самоопределении и самопознании невинной техасской девочки. Ревнует Джардин к каждой девчонке, что смела прикоснуться к ней, хоть их было до обидного мало. Ревнует к мужчинам вдвое сильней.

Все это забивает ей голову до отказа, и не остается ни времени, ни сил мучиться совестью.

[Yohji Kudou]

Они с Дэном и Джентианом встречают Джардин после прослушивания, вчетвером гуляют, болтают обо всем и ни о чем, играют в Скраббл, как две старых семейных парочки (Джардин размазывает их по доске, буквально), ночуют и трахаются под одной крышей, и Дженсен в который раз удивляется, насколько это, оказывается, легко - врать.

- Мне нравится, что я у тебя первая, - говорит Джардин в последнюю ночь перед отпуском, запуская пальцы так глубоко, что у Дженсен глаза закатываются неконтролируемо. Джардин говорит дальше, не умолкает, по своему обыкновению, ни на секунду, и Дженсен догадывается, что все это она хотела сказать давно, просто не решалась: - Это ж все равно, как если бы ты была девственницей, Джей.

Она не успевает отдышаться после оргазма, как Джардин забирается выше, устраивает колени на подушке по обе стороны ее шеи, садится на лицо - и Дженсен, задыхаясь, пытается представить другую на ее месте. Не получается. И не только потому, что в кружащуюся голову лезет всякая романтичная дурь (если бы рот не был занят, она бы сказала, о, точно сказала бы вслух) - что Джардин единственная женщина, что только ее вкус и запах и кожа и грудь и руки и улыбка и глаза и все, все остальное, возбуждает так сильно. Нет. Наверное...

Ей действительно нравится, какая Джардин на вкус. Она не может не сравнивать это с минетом - и, насколько бы не заводило ее принимать глубоко в горло член, трахать Джардин языком... Банально вкуснее. Помимо всего прочего.

В ней зреет безумное, странное, опасное желание попробовать с другой женщиной. Просто чтобы убедиться. Но она боится до колик. И вовсе не паутины лжи и измен, сплетающейся вокруг нее тугими нитями, а подтверждения собственного диагноза, выставленного исключительно для того, чтобы Джардин стало легче.

Ну почему я не могла с этим всем определиться, допустим, в шестнадцать, а не в тридцать с хвостом? - думает она мучительно, обнимая Джардин за талию со спины, целуя между лопатками.

Ей хочется дать Джардин какой-нибудь знак. Попросить помощи. Установить политику откровенности с единственным человеком, с которым она может быть на данный момент абсолютно искренна.

- Спокойной ночи, солнышко мое, - бормочет сонно Джардин, и Дженсен приходится прикусить губу, чтобы не завыть от счастья: то ли по привычке, то ли из-за каких-то глубоких комплексов ее девочка почти никогда не говорит ничего... нежного. Окей, Дженсен сама прикусывает язык в девяноста случаях из ста, но. Но.

- Спокойной ночи, красивая моя, - шепчет она. - Самая красивая моя девочка.

Джардин вздыхает длинно, умиротворенно, и расслабляется, проваливается в сон почти сразу. У Дженсен в голове формируется нечеткий, смутный план.

Выгнуть все, что было, на сто восемьдесят градусов. Исправить все ошибки. До единой.

- -

Рождество и Новый год проходят без затей. Друзья, семья, праздничная и предсвадебная суматоха. Родственники Дженсен удивляются, что она совершенно не нервничает, не носится, а она только пожимает плечами, обмениваясь улыбкой с Дэном: уж он-то знает, как она не любит всю эту суету.

Странное дело, но с того момента, как они с Джардин все прояснили, с Дэном стало будто бы легче. То ли потому, что Дженсен перестала наконец метаться меж двух огней, то ли потому, что почувствовала равенство с Джардин впервые за все время, но факт: ей даже не приходилось во время праздников играть влюбленную невесту. Они с Джардин переписывались постоянно, и знание, что скоро они вернутся в Ванкувер и снова будут вместе, а потом, даже если не продлят сериал, будут жить совсем рядом друг с другом, прогревало до костей, не давало беспокойству вклиниться в приятную, обволакивающую радость.

Приходит январь. С ним приходит ожидаемая эйфория ежедневной близости, а еще - объявление о помолвке Джардин с Джентианом.

Дженсен отстраненно восхищается прозорливости агентов и пиарщиков. Разумеется, тот факт, что Джентиан и Дэн сделали им предложение в один день, никто не пытается скрыть (и банальное «мы созвонились» превращается от интервью к интервью в отглаженную историю крепкой мужской дружбы), но во время хиатуса интерес фанатов подогревался постепенно и грамотно. Она бы и не задумалась об этом, но совсем скоро будет вечеринка сотого эпизода, дикая куча прессы, вопросы, вопросы, вопросы.

Дженсен принимает решение быть осторожнее на площадке и, хотя это, сука, сложно, его придерживается. Их ошибка, по мнению определенных людей - отсутствие привычки контролировать себя друг с другом на публике. Нет, Дженсен не становится заново параноиком, просто у нее, видимо, во время праздников внезапно включился мозг. Иначе не скажешь.

«Я даже не знаю, как описать их отношения. Они просто... Очень близкие. Особенные». «У этих девочек будто бы нет понятия личного пространства». «Они постоянно вместе. Их обеих зовут «Джей». Когда я впервые попала на площадку, мне показалось, что мне предстоит сниматься с самыми настоящими сиамскими близнецами».

Фразы разной степени невинности от разных приходящих актеров, которые собрал в качестве вещественных доказательств агент Дженсен. Ей интересно, это действительно так заметно, или просто со стороны лучше видно, а привыкшим людям - не особенно? И насколько видно Дэну и Джентиану? И велика ли внешне разница между теми периодами, когда они спали - были - друг с другом и периодами, когда они просто дружили? Окей, отлучки в трейлер на пообжиматься всегда очевидны. А остальное?

- Ты права, - соглашается Джардин, когда Дженсен излагает ей свою теорию. - Ты совершенно права. Нам не нужны скандалы, правда?

Скандалы никому не нужны. Поэтому теперь они не сваливают в перерыв за ручку, а выдерживают пятиминутный интервал.

Единственная проблема в том, что Дженсен мало. Всегда мало Джардин. То ли из-за самовведенных ограничений, то ли из-за того, что приходится делить внимание и эмоции между ней и Дэном, но ее охватывает безумная, бешеная, отчаянная жажда. Каждый раз, стоит им оказаться за закрытой дверью, она не отпускает Джардин ни на секунду. Даже когда они не спят и не трахаются, всегда держится на расстоянии максимум вытянутой руки: ходит с Джардин вместе в душ, за ужином и завтраком переплетает их ноги под столом. Прижимается крепко боком к боку в машине.

- Тебя штормит, - говорит Джардин, целуя ее в шею мягко, успокаивающе после очередного слишком быстрого, на вкус Дженсен, оргазма. - Тебя швыряет из ледяного, блядь, спокойствия в натуральную истерику. Тише, тише, ну. Все хорошо. Люблю тебя. Люблю тебя, девочка.

Дженсен, если достаточно сонная или пьяная, просит повторить эти слова еще раз, еще, еще. А если бодрая и трезвая, молча лезет к Джардин в трусы.

С каждым днем спокойствия становится меньше, истерики - больше. Дженсен чует нутром, что скоро наступит их личный, локальный апокалипсис. Не понимает, как у Джардин хватает сил заземлять и ее, и себя. Учитывая, что из них двоих ложь ненавидит именно Джардин.

- Может, пошлем все это на хрен? - спрашивает Дженсен почти умоляюще. Знает, что это невозможно, и все равно спрашивает. Странно перекладывать на плечи Джардин рационализацию, странно и эгоистично, но временами охватывает почти паника, и иначе не получается.

- Сама посуди, Джен, - занудно-убедительным тоном говорит Джардин, - мы сейчас в идеальном положении. И волки сыты, и овцы целы, типа того. Они там, мы - здесь.

«Пока что здесь», думает Дженсен. Все-таки мысль о возвращении в Лос-Анджелес на «полную ставку» пугает ее до ужаса.

- И вообще. Может, не будет у нас никаких Зен и Капитанов, сериал продлят, и мы тут останемся еще годиков на пять, - отмахивается Джардин с кривой ухмылкой.

Дженсен старается делать вид, что не умоляет об этом все высшие силы, какие способны услышать. Она знает, что для Джардин много значит эта роль... И, разумеется, тут же начинает нервничать из-за расстановки собственных приоритетов, взвешивать все заново и анализировать.

Мама, сестра, Джесси, Тайя, Мика и все прочие замужние подруги и родственники в один голос выставляют диагноз: «предсвадебная лихорадка (ну наконец-то, детка, а то мы уже переживать начали, что ты не женщина, а робот)».

О, если бы.

- -

Джардин не получает роль - не в последнюю очередь потому, что начало съемок «Зены» перенесли на середину марта, пересекая расписание с финалом сезона. Вот тогда-то все и взрывается.

- Этот ебаный чертов сериал! - Джардин швыряет в стену бутылкой из-под вина. Дженсен думает: окей, если что, ремонт все равно не за наш счет.

- Джар, - начинает она, пытаясь взять Джардин за руку. Ей на секунду становится смешно, хочется поддразнить, закончить фразу: «...отнял лучшие годы моей жизни», но язык не поворачивается. Во-первых, слишком правдиво, а во-вторых - она и так достаточно пропалилась. Помалкивает, что собирается на финальном прослушивании «Капитана» ненавязчиво упомянуть, что у нее, вообще-то, может быть расписание забито к моменту съемок, извините.

Джардин отталкивает ее руку и бросает бокал вслед за бутылкой.

Дженсен вдруг спрашивает себя: интересно, в какой момент я превратилась в типичную техасскую женщину? Ну, с одним крошечным, малюсеньким допущением, но все-таки. Вот у Джардин приоритеты правильно расставлены. Может, это возрастное? Блядские биологические часы, или как там оно называется.

[Yohji Kudou]

Видимо, у нее на лице все это написано крупным ярким шрифтом. Джардин, впрочем, давно знает. Просто явно не хотела прежде озвучивать. А теперь ей все карты в руки.

- Ты, - Джардин поворачивается к ней, и Дженсен невольно отшатывается. Джардин замечает и скалится хищно. - Ты ведь хотела, чтобы так все и было. Да? Сидеть в этой дыре и играть в семейную парочку до скончания века. Что, блядь, хочешь разорвать на хуй помолвки, жениться тут на мне, раз уж мы все равно в ебучей Канаде? Может, и гражданство заодно сменим, с хрена бы нет. А?

Первейший рефлекс - все отрицать. Перевернуться на спину, подставить пузо и переждать, потому что Джардин в таком состоянии - как дикая рысь: разорвет если не действием, то словом на мелкие кусочки. Нужно просто утешить ее, успокоить, проигнорировав нападки. В конце концов, она чуть ли не единственный человек во всем мире, в чьем присутствии Джардин позволяет себе кричать и швыряться в стену бутылками.

Но Дженсен слишком сильно ее любит.

- А что, если да? - говорит она как можно более спокойно. - Совру, если скажу, что такой вариант не приходил мне в голову.

- Эгоистичная маленькая сука, - шипит Джардин. Дженсен пугает ее гримаса, ее боевая поза; она чувствует, что Джардин вполне способна ее ударить сейчас. И, странное дело, считает это вполне нормальным. Знает заранее, что простит ее, если вдруг дойдет до такого. Типичная техасская женщина, ага?

- Да, - говорит она тихо, - да, Джар, я ужасная эгоистка.

Блюдце из-под пирожных с треском врезается в стену. Дженсен смотрит на Джардин исподлобья, готовится к...

- Ничего такого не будет. Понятно тебе? Понятно?!

Джардин хватает ее за плечи, впивается ногтями больно, встряхивает. Дженсен расслабляется в ее руках, висит, как плюшевая игрушка, ждет - надеется даже - что ее девочка перейдет черту. Потому что потом будет безумно сладко слушать ее мольбы о прощении.

Наверное, она совсем двинулась.

- Джей, - говорит она, облизывая сухие губы, - мне действительно ужасно обидно за тебя. Но ты же сама говоришь, что ненавидишь ложь. Вот тебе моя правда, Джей.

Джардин отпускает ее резко, отталкивает с выражением почти что отвращения на лице.

- Я думала, ты мне в первую очередь друг, - говорит она едко. - Что, смена статуса, типа? Теперь мне нужно идти за поддержкой налево?

Дженсен качает головой.

- Я не требую от тебя тех же приоритетов, что у меня. Я хочу быть с тобой, вот, вобщем-то, и все. Мне жаль, что ты не получила роль.

Джардин закрывает лицо рукой, выдыхает длинно. Говорит:

- Хочу побыть одна, - и уходит к себе, не хлопнув даже дверью.

Дженсен слушает тишину несколько часов подряд, обнимается с опостылевшей фляжкой. Пытается услышать сквозь стену Джардин. Звукоизоляция, которой она так радовалась, теперь бесит. Она выходит на балкон, вдыхает холодный зимний воздух, смотрит на часы, потом вниз: Джардин выгуливает собак в ее любимой куртке. Дженсен мерзнет в пижаме, но не уходит с балкона, пока Джардин не возвращается.

Скоро второе прослушивание «Капитана». И озвучка, черт, хоть что-то позитивное в жизни. Но так много, ужасно много всего подряд, Дженсен кажется, что она падает, и некому ее поймать. Думает, что правильнее всего - логичнее всего - было бы, как предлагала Джардин, все прекратить. Она не готова бросить Дэна, не готова сказать даже друзьям, не то что родителям. Вся эта влюбленность серьезно треплет нервы, и они могли бы, ну. Просто перестать это делать. Видеться только на работе. Благо, теперь у них номинально раздельное жилье. Джардин могла бы попросить Джентиана, который сейчас ничем особенно не занят, пожить с ней. Был бы дополнительный буфер.

Ну какой все-таки надо быть конченной сукой, чтобы хронически изменять мужу?..

Она не выдерживает, встает и босиком выходит в коридор, неслышно проходит пять футов по ковру к двери Джардин. Надо отдать студийникам должное - у них очень, очень классные квартиры в отличном здании. И лифт с замком.

Она открывает дверь своим ключом, проходит в гостиную. Джардин, как она и ожидала, лежит на диване. Харли и Сэди валяются на полу рядом, поднимают головы - замерзли, видать, раз не вскакивают встретить. Или чуют настроение хозяйки.

- Мое резюме, - говорит Джардин, не оборачиваясь, - оставляет желать лучшего. Впрочем, я все еще могу рассчитывать на фильмы по комиксам.

- Можешь, - говорит Дженсен. - Ты все можешь.

- Не пори хуйню.

- Хорошо, не буду.

- Иди сюда.

Дженсен идет. Они засыпают на узком диване в обнимку.

- -

С тех пор, как они с Джардин снова сошлись (глупо звучит, но она не знает, как сказать иначе), Дженсен долго казалось, что она замерла в пространстве. Вокруг нее вертелись какие-то вещи, люди, и она ждала без особенного энтузиазма, когда же разобьется стеклянный купол, отгораживающий ее от окружающего мира. А теперь, когда стекло наконец разбилось, она чувствует, как ее втягивает в общий водоворот и крутит, вертит, как в стиральной машинке. Мерзко.

- Буря в стакане, - говорит Джардин. Дженсен смеется совершенно неподходящему сравнению и критически оглядывает себя в зеркале. Все равно невольно переводит взгляд на Джардин.

Они обе красивы сегодня. При полном параде. Платья, украшения, прически, все дела. Смешно она будет выглядеть на сцене с гитарой, наверное.

Она ставит себе целью нажраться так, чтобы, не задумываясь, разорвать подол платья, если станет неудобно.

- Мне нравится нажираться в официальной обстановке, - говорит она. - Чувствую себя на пятнадцать лет моложе. Как на школьном выпускном. Сныкаться в раздевалку с девчонками, чтобы выкурить косячок, и все такое, ага?

- Я не пробовала травку до ЛА, - напоминает Джардин.

- Задротка.

- Горячая сучка. - Джардин целует ее накрашенный рот и гладит похотливо по заднице.

Как будто они и не ссорились.

Слишком, слишком много всего. К работе добавляется девичник Джардин, постоянные посиделки с семьей и друзьями, а теперь еще и вечеринка сотого эпизода. Дженсен обнимает Джардин за талию и целует глубоко, жадно, пытаясь удержаться от очередного витка водоворота.

Она ловит себя на мысли, что ни с кем, кроме Джардин, не чувствовала себя настолько женщиной. И ей нравится это ощущение. Она вспоминает слова Джардин в тот день, когда они не поехали в клуб - про «шовинистское шоу», и собственный скепсис. Понимает, что невольно уделяла размышлениям о том, что значит «быть женщиной», слишком много времени. И эти размышления имели мало общего с сериалом, к сожалению. Но при этом с Джардин ей не приходится - и не приходилось никогда - особенно раздумывать. Вот с Дэном, например, она постоянно ощущает свое... место. Или, если не так категорично: постоянно держит в уме свою роль относительно него, взвешивает, насколько их отношения отличаются от «традиционных», как сказал бы папа.

Например, они до сих пор не сообщили семьям, что Дженсен не собирается менять фамилию. Более того, Дэн выказал желание сделать наоборот: «У меня все равно псевдоним, так какая разница? Твоя звучнее».

Ей есть, с кем сравнивать отношения с Дэном. Есть шаблон, которому нужно следовать. А с Джардин все новое, неизведанное. Самый настоящий, блядь, первый раз.

Может, поэтому с ней Дженсен чувствует себя настолько свободной. Свободной от необходимости играть какую-то роль - в частности потому, что они по всем статьям в одной лодке. Свободной от обязанности заполнять какую-то... Социальную нишу? Дженсен не знает, как это называется по-нормальному.

Она чувствует себя голой с Джардин. Абсолютно обнаженной. Рожденной заново. Наивно, черт, глупо, наверное, но факт: именно это ощущение помогает Дженсен справиться со всей этой кутерьмой. С бурей в ее личном стакане.

- Идем? Клеа ждет, - Джардин в последний раз прикусывает ее губу и отстраняется. Дженсен рада, что может держать ее хотя бы под руку на людях.

На входе в зал они сталкиваются с Виктором и Мишей. Дженсен ловит себя на том, что смотрит прямо в декольте ее платья, и ей становится по-хорошему смешно.

Виктор светится так, будто уже успел накуриться, а у Миши в руке - удивительное дело - стакан обыкновенной минералки с газом. Если бы не газ, Дженсен бы решила, что это водка.

- Только не говори, что у тебя уже похмелье, - фыркает Джардин.

- Нет. Отнюдь. Виктор? Скажем им?

Виктор улыбается безумной, ошалевшей улыбкой, и до них доходит сразу. Дженсен видела это выражение лица уже много раз: у друзей, у мужа сестры.

- Офигеть!

- Поздравляю!

- Сколько уже?

- Шесть недель, - Виктор продолжает безумно улыбаться.

- Вау. Черт возьми, потрясающе.

Дженсен совершенно искренне желает им счастья.

Они - закономерно - говорят о планах на будущее: если сериал продлят, то Виктор переберется на время съемок в Ванкувер; Миша сетует на отказ от спиртного, Джардин смеется, советует Виктору приглядывать за женой.

- Дженсен, - шепчет она, когда они отходят к другому столику, - я не хочу пока детей. Ты ведь в курсе, да?

Дженсен в курсе.

- Я люблю тебя, - шепчет она в ответ.

- Ммм?

Окей, а еще она слишком трезва для такого.

- Люблю тебя за то, что ты говоришь это мне. Как будто на мне собираешься жениться, а не выходить замуж за... за него.

Джардин улыбается.

- Ну. Так и есть. В каком-то смысле.

- Выпьем? А то интервью скоро.

- О, Господи, давай.

- -

[Yohji Kudou]

Сериал продлевают. Дженсен кажется, что она попала в рай. Джардин только фыркает, подписывая новый контракт, и подмигивает Дону. Пихает Дженсен плечом:

- У меня такое ощущение, что я подписываю брачный договор с тобой.

Никто, кроме Дженсен, не смеется.

- -

- Куда мы идем?

- Сюрприз.

- Но если я не знаю, куда мы идем, как я пойму, что мне надеть?

- Чертовски, чертовски резонно, Джар. Хорошо. Сейчас.

Дженсен нервничает. Ей кажется, что все, кто был на девичнике Джардин, их пропалили. Не купились на отмазку, что вечером воскресенья они собрались устроить отдельный девичник с ванкуверскими подругами, и потому не могут остаться на вторую ночь. Хотя это, вообще-то, не отмаз, а самая настоящая правда.

- Ну, Дженсен?

- Держи. Это. Ты наденешь это.

Дженсен достает из недр своего шкафа чехол. Она использовала мерки, снятые для свадебного платья Джардин, чтобы заказать костюм у давней ванкуверской знакомой, и старушка ее не разочаровала.

Джардин с широко распахнутыми глазами достает пиджак, брюи, рубашку, галстук-бабочку. Дженсен ставит на кровать перед ней коробку с ботинками.

- Это достаточно крутой лесбийский стрип-клуб, - говорит она скороговоркой. - Я... Мы... В общем, я заказала столик. Подъедут в основном ребята с площадки, с кем мы давно дружим. И мой дядя с мужем. Они прилетели вчера, остановились в отеле. Я давно хотела вас познакомить. Короче, нас будет всего десять, и ни одного... Гетеросексуала. А, ну только Клеа. Джар?

Дженсен специально подгадала день так, чтобы совпадал с мальчишником Джентиана. Чтобы ему даже не пришло в голову звонить. Она готовилась к этому дню месяц, и...

- Вау. Окей. Джей...

- А? Тебе не нравится?

Джардин сидит, опустив голову, теребит пуговицу на пиджаке, и Дженсен становится страшно.

- Спасибо, - говорит Джардин еле слышно. - Спасибо, Джей. Я очень тебя люблю.

Дженсен улыбается широко, обнимает ее коротко:

- Тогда давай одеваться.

Забавное дело, она все еще не думает о ролях в отношениях. Даже когда Джардин выходит к ней в костюме, сшитом идеально так, чтобы не подчеркивать бедра и грудь, с зачесанными назад волосами и в ботинках, похожих на мужские.

Потому что дело действительно не в ролях. А в том, чтобы быть собой (окей, может быть, она все-таки слишком много об этом думает). Джардин - не мальчик и не буч, Джардин - обычная техасская девчонка, и они обе это знают. Но еще Дженсен знает, давно, черт подери, знает, что Джардин иногда очень хочется побыть собой среди таких же, как она. Отключить все остальные статусы и подчеркнуть один-единственный. Дженсен, возможно, никогда не прочувствует полностью, каково это - всю жизнь стараться быть кем-то другим, но она может понять. И сделать что-нибудь по этому поводу.

К тому же, Джардин офигительно горячая в этом костюме. Не по-мужски. По-женски. Дженсен кружит голову сама мысль, что там, под свободным пиджаком и рубашкой, скрывается ее грудь: это как секрет, как подарок в красивой коробке, и только она одна знает, что именно там лежит. Никто больше.

- Вау, девочки, офигенно смотритесь, - говорит Джин. - Даже наш народ не подобрал лучше. Браво, Дженсен.

Дженсен держит Джардин за руку и улыбается. Купается в отсутствии косых взглядов, гордится, когда ловит оценивающие. Она выкрутила сегодняшний маскарад - хоть это и не ощущается больше как маскарад - на полную: забрала волосы в хвост, выпустив несколько волнистых прядок по щекам, надела то же коктейльное платье, что надевала на вечеринку съемочной группы, и туфли на шпильке. В общем, оделась, цитируя Джардин, «фетишно».

Сегодня же ее, Джардин, вечер. По-настоящему ее.

А еще они обе оставили дома кольца.

Джардин ловит ее взгляд, улыбается точно так же: от уха до уха. Поднимает бокал.

- Спасибо, что пришли. Спасибо, Джен, - она, полыхая раскрасневшимися щеками, поворачивается к Дженсен и целует ее в висок, откровенно наслаждаясь самой возможностью это сделать. - Спасибо, что устроила все это для меня. Я понимаю, насколько вам, ребята, странно, что мы...

- Ни черта не странно, - качает головой Соланж, переглядываясь со своей девушкой. Усмехается: - Я в этой блядской индустрии подольше вашего, девочки, и, поверьте, у вас еще не самый запущенный случай.

Они смеются вместе. Дженсен оглядывает исподлобья собравшихся, и ее не покидает чувство торжественности момента. Как будто они с Джардин только что поженились и теперь сидят за праздничным столом, слушают банальные, но от этого не менее искренние поздравления близких. И она не обращает внимания на все, что творится вокруг: не смотрит на стриптизерш, не косится в сторону бала и танцпола, хотя думала, что будет впитывать все это хотя бы из любопытства.

Она перехватывает взгляд Джардин, и ее пронзает насквозь влюбленностью. Ей кажется, что она влюбилась в Джардин с первого взгляда, давно-давно, в студии WB.

- Джардин, мы счастливы, что ты есть у нашей племянницы, - подает голос дядя Даррел, добавляя к торжественности. - И, конечно, очень рады наконец познакомиться. Дженсен только о тебе и говорит, знаешь? С тех самых пор, как вы начали вместе работать. Умолчала, правда, что вы трахаетесь, как кролики, но об этом я и сам догадался.

И снова смех. Только когда Джардин спрашивает, налить ли ей еще, Дженсен понимает, что выпила всего один бокал.

К концу вечера у нее болят щеки. Ей давно, очень давно не было так хорошо.

- Так и ощущается камин-аут, - говорит дядя ей на ухо.

- Ммм, я думаю вслух? Мне больше не наливать.

- Серьезно, Дженсен. Чувствуешь, да?

Дженсен чувствует. Любуется Джардин, танцующей с Соланж, и наконец-то вглядывается в толпу, состоящую практически исключительно из пар девушек.

- Я бы хотела сказать всем, - говорит она задумчиво. - Но я не могу, ты же знаешь. Мы на хрен потеряем все.

- А ты уверена, что сможешь так?

- Ты про Дэна?

- Про кого же еще.

- Если Джардин может, то и я могу.

- Для нее все по-другому немного, Дженсен. Она привыкла врать по жизни, ты - нет.

- Я... Я не знаю, дядя.

Даррел усмехается, доливая себе шампанского:

- Ну, что? Заказать тебе танец, Дженни?

- Хей. Это не мой девичник.

Даррел молчит с минуту.

- Девочка, я бы не задавал тебе всех этих вопросов, если бы не видел, какая ты с ней. Да и она в тебя влюблена, как бобик. Что, конечно, меня не удивляет, но...

- Ох, заткнись.

- Чего? Дженсен, постоянное вранье окружающим может разрушить любые отношения в два счета, насколько бы крепкими они ни были, насколько бы сильно вы ни любили друг друга. И я знаю, что сейчас у вас эйфория, медовый месяц, вы объяснились, расставили все точки над «i», и мир - даже близкие и родные - отступил на второй план. Но постепенно это пройдет, сама знаешь. И тебя начнет бесить... Многое. К примеру, что у вас нет никого, кроме друг друга.

- Но на работе почти все знают, хоть и не...

- Не говорят. Именно. Скажи, ты всем, кто знает, можешь доверять? Ты лучше меня знаешь, как сплетни работают. Раньше тебе было плевать, потому что терять было нечего, а сейчас... Начнется паранойя, будешь бояться лишний раз ее обнять, будешь...

- Ты все-таки иногда ужасно похож на маму, - ворчит Дженсен.

- Прости. Я не хотел портить вам с Джардин праздник. Просто мы не так уж часто видимся, детка, а это не телефонный разговор. Я неправ?

- Окей. Окей. Что ты посоветуешь? Бросить Дэна у алтаря?

- Не лезь в бутылку, Дженни. Просто делайте это - ну, вот как сегодня - почаще. Не теряйте связь с внешним миром, помните, что вы не одни против всех. Хорошо?

Дженсен, наверное, все-таки умудрилась напиться, потому что на глаза наворачиваются слезы. Она обнимает дядю, утыкается носом ему в плечо.

- Мне страшно иногда, - признается она. И, стоит заговорить, внутри будто кран открывают: она даже не осознавала такую проблему, как невозмоность с кем-то поговорить «об этом», а теперь вываливает дяде все подряд - и насколько странно осознавать, что она любит женщину, и что, кажется, ее и раньше тянуло к девушкам, и про тайное желание проверить это, и про безумную, бешеную, всепоглощающую любовь к Джардин. Такую сильную, что ей страшно до колик остаться без нее.

Дядя слушает, гладит ее по волосам, как в детстве. Поток постепенно приостанавливается, и она просто сидит, нюхает дядины духи, восстанавливает спокойствие. А потом вдруг чувствует затылком - да что там затылком, всем телом, наверное - что Джардин рядом.

- Можно вас, мисс? - Джардин развязала галстук и расстегнула две верхних пуговицы рубашки. Зафиксированные лаком волосы слегка растрепались, на щеках - румянец, глаза блестят счастьем и... пониманием. Дженсен ловит, как они переглядываются с дядей, и берет Джардин за руку.

- Можно, мистер, - она усмехается и кокетливо смотрит исподлобья, взмахивает ресницами. Джардин запрокидывает голову, смеясь полной грудью.

Они танцуют, крепко прижавшись друг к другу, и Дженсен вдруг хочется побыстрее домой. Не для того даже, чтобы раздеться и вылизать Джардин с ног до головы, а просто так. Желание похвастаться своей потрясающей девушкой уже удовлетворено, и приходит обратное, более привычное: забрать ее себе и не показывать никому больше. Может, дядя ошибается? Может, они справятся с отсутствием «своих» спокойно?

- Хорошо, что ты поговорила с ним, - шепчет Джардин. - Это очень хорошо.

- А тебе? - Дженсен заглядывает ей в глаза и ей горло перехватывает: на нее, кажется, никто не смотрел с такой нежностью никогда. - Тебе есть, с кем поговорить?

- Есть. Не волнуйся. Ну, как пример... Джордан в курсе.

Дженсен впервые при упоминании Джордан не чувствует укола ревности.

- О. Я не знала.

- Она давно в курсе. Мы же сто лет как знакомы. Дженсен, счастье мое, я знаю, что люблю женщин, с восемнадцати лет. Думаешь, я всю жизнь молчу?

- Ты можешь.

[Yohji Kudou]

- Я могу, окей, правда твоя. - Джардин смеется, гладит ее спину. - Но нет. Мои друзья знают, почти все. У меня есть несколько подруг в лесбийской тусовке в ЛА. А еще... Еще Сэнди знает.

Вот это - сюрприз. Дженсен замирает посреди танцпола, сжимает руками плечи Джардин.

- Сэнди?..

- Я сказала ему тогда. Ну, через несколько месяцев после разрыва, когда мы помирились окончательно. Когда на Гавайи ездили.

- Я помню, да.

- В общем, он знает все. Про меня, про тебя. Он все же мой друг. Он понял.

Они какое-то время кружатся молча, Дженсен пытается успокоить готовую взорваться голову.

- Спасибо, - в пятидесятый раз за вечер говорит Джардин.

- Мне очень хорошо сейчас. Давай... Давай иногда ходить сюда. Или не сюда. Просто. Куда-нибудь. Хорошо?

- Хорошо. И, Дженсен.

- Ммм?

- Ты ведь девичник хочешь устраивать в ЛА? Можем сходить в один уютный бар, познакомлю тебя с тамошним народом.

- Можно. Я бы хотела здесь, в Ванкувере, но это же будет май.

- Дженсен, прости меня.

Дженсен знает, о чем она. И с языка едва не срывается признание: «Я хотела, чтобы ты меня ударила».

- Все нормально, Джей. Я не сержусь.

- Я знаю. Все равно прости.

Дженсен целует ее - на каблуках не нужно даже особенно запрокидывать голову - и просовывает коленку ей между ног.

- Давай закажем тебе танец, невеста, - предлагает она с похотливой усмешкой. Думает: вдвоем, наедине, мы будем еще миллион раз. Надо отрываться.

- Давай, - скалится Джардин. - Вуайеристка.

- Улыбочку! - кричит Клеа, щелкает телефоном. Они смеются, целуются еще раз.

- -

Дженсен старается быть оптимисткой. Поначалу она радовалась, что Дэн не смог прилететь на свадьбу Джардин. Только вот во время репетиции церемонии она об этом горько сожалеет.

Все ревут. Это, блядь, репетиция, а все уже ревут. Мамы, сестра Джардин, тетушки и бабушки. Все. Только младшая сестра Джентиана не плачет, а усмехается. Подмигивает Дженсен, говорит:

- Хочешь дунуть?

Дженсен хочет. Еще как хочет.

- Господи, поверить не могу, что братишка женится, - говорит Джоанна, закашливаясь. - Радоваться надо, что он вообще себе телку нашел, а они сопли распускают. Тьфу. Бабы.

Дженсен не впервые общается с Джоанной Кортез, но сейчас ей особенно сложно сдержаться и не выболтать ей все. Она в курсе, что у нее сложилось неверное представление о «своих»: мол, «свои» всегда поймут. Не надо было читать всякие статьи в сети. Дурь шибает в голову, язык развязывается, и только голосом дяди Даррела возражают жалкие остатки мозга: «Если она тоже лесбиянка, это не значит, что она автоматически тебе друг!»

Женщины, вне зависимости от ориентации, умеют ловко ставить подножки в самый непредсказуемый момент, это Дженсен хорошо помнит еще по команде болельщиц. А уж такие долбанутые, как Джоанна...

- Я имею в виду, он у меня весь такой, - Джоанна делает неопределенный жест руками, - умудренный и современный. Типа, не верит в ярлыки. А что может хуже ярлыка женитьбы, а?

Дженсен пожимает плечами, затягивается. Ее еще не прихватило как следует, не вставило до конца. Впрочем, она не уверена, что вставит. Инстинкт самосохранения борется с эффектом.

- Я имею в виду, - повторяет упрямо Джоанна, - Джен - он... Ммм... Что я говорила? А. Ты, Дженсен, не переживай, я знаю, что вы с Падалеки ебетесь.

Дженсен захлебывается дымом. Джоанна протягивает ей бокал вина. Дженсен думает: окей, это только репетиция. Что же будет завтра?

- Мне кажется, и Джен знает, - говорит Джоанна, отмахиваясь, будто и не заметила реакции. - Просто не заморачивайся этим вопросом. У них ведь, вроде, свободные отношения? Или я что-то путаю?

Дженсен прикусывает язык почти до боли. Джоанна хлопает ее по плечу, встает:

- Окей, я пойду, того. Репетировать свадьбу. А то я уже забыла, где мне стоять. Не парься, сестренка, не то заработаешь ранние морщины.

«Поздняк метаться насчет морщин», угрюмо думает Дженсен.

Джардин ужасно сложно перехватить наедине. Рядом то сестра, то мама, то еще кто-то из родственников с обеих сторон; Дженсен злится тихо, про себя. Закипает потихоньку.

- Миссис Падалеки, можно я украду ее у вас на минутку? - наконец влезает она.

- Конечно, дорогая.

Джардин спрашивает, что случилось, но Дженсен молчит, выводит ее в беседку. На улице холодно, и это помогает прочистить мысли.

- Что такое, Джей? Ну?

- Джоанна Кортез сказала мне, что у вас с Джентианом «свободные отношения», - шипит Дженсен, делая пальцами кавычки. Она будто бы видит себя со стороны сейчас - эффект то ли нервов, то ли дури Джоанны; она никогда так, наверное, не злилась за всю свою жизнь. - Что за хуйня, Джей? Когда ты мне планировала об этом сказать?

Дженсен моргает непонимающе. Это бесит еще сильнее.

- Я думала, это само собой разумеется. В смысле, я в Ванкувере, он - то в ЛА, то в Нью-Йорке, то в Сан-Франциско. Мы во время съемок неделями не видимся. Хочешь сказать, у вас с Дэном нет такой договоренности? Была же.

Джардин выглядит настолько искренне удивленной, что Дженсен на секунду теряется. И впервые понимает, насколько плохо на самом деле знает мужчину, с которым Джардин - ее Джардин! - собирается связать жизнь. И ведь намеренно не старалась его узнать. Привычная политика игнорирования наконец-то ужалила ее в задницу, окей.

- У нас... У нас с Дэном были свободные отношения, да, - запинаясь говорит она. - До того уик-энда в Сиднее.

Джардин хмурит брови.

- Стоп. Так значит...

Дженсен истерически смеется. Она просто не может врубиться, каким образом такая важная деталь ускользнула от нее. Помнит, что когда-то говорила Джардин, что у них с Дэном свободные отношения, но это было давно. Очень. Даже, кажется, до того, как они с Джардин впервые трахнулись.

Неужели она не понимает, что обстоятельства, блядь, имеют свойство меняться?!

- Дженсен, - Джардин встряхивает ее за плечи. - Дженсен, почему ты мне раньше не сказала?

От смеха и холода глаза слезятся, горло перехватывает.

- Я? Почему ты мне не сказала? Я тут, мать твою, мучаюсь совестью, что мы с тобой изменяем женихам - мужьям, блядь, почти! И оказывается, что только я одна это делаю!

- Дженсен. Черт. Тише. Что ты приняла? Что Джоанна тебе сунула?

- Какая, на хрен, разница? Я и без дури...

- Дженсен.

- «Дженсен», «Дженсен», «Дженсен»! Перестань называть меня по имени так, будто меня это успокоит! Блядь, Джардин, почему?

- Я была уверена, что ты в курсе. Что у тебя так же все. Что мы им врем, да, в том смысле, что я люблю тебя, а не его, но...

- И что теперь? Бросишь меня, потому что я готова врать больше, чем ты?

Джардин закрывает глаза, открывает, вздыхает тяжело. Дженсен завораживает пар, идущий у нее изо рта, и бледность ее губ. Она больше не выглядит удивленной, скорее... Напуганной?

- Джен... Блядь. Нет. Даже не думай такое, слышишь? Никогда. Я люблю тебя. Только тебя и люблю. Одну.

Дженсен колотит. Господи, действительно, какую дурь ей подсунула Джоанна? Вот уж точно - достойное продолжение удолбанно-пьяного сезона.

- Я пойду к себе в номер, - бормочет она. - Увидимся завтра утром, хорошо?

- Нет, Дженсен, стой.

- Джар. Мне просто нужно проспаться. Кажется, я немножко... Того.

Джардин пытается ее обнять, и Дженсен отшатывается:

- Дура, тут народу полно.

- Дженсен, черт! - Джардин зарывается обеими руками в волосы. - Все будет хорошо, окей? Я тебе клянусь. Мы придумаем что-нибудь. Обязательно.

- Прекрати, а? Все. До завтра.

Джардин зовет ее по имени еще раз, и еще, но Дженсен не оборачивается. Вернувшись в номер, долго пьет воду прямо из-под крана. Что бы ни было в том косяке, подействовало оно не расслабляюще. Вот облом.

- -

Следующий день проходит как в тумане: подготовка к свадьбе - макияж, платья, треп девчонок, церемония - слезы родственников, вечеринка после - тосты, танцы, снова тосты. Дженсен проводит трезвой только первые пару часов, пока их красят и укладывают волосы - и то лишь потому, что перед сестрой и мамой Джардин стыдно было бы цедить из фляжки, как старая алкоголичка.

В какой-то момент ее ловит сильно поддатая Джордан и уводит за занавеску в углу зала, за которой, оказывается, скрывается кальянная. Сейчас никакого кальяна там нет, только подушки на полу и низкий столик. Людей тоже нет. Странное дело.

- Дженсен, это все - цирк, самый настоящий, - говорит Джордан, усаживаясь на подушку по-турецки - задирает подол платья чуть не до трусов. Бурно жестикулирует. - Фантасмагория, театр одного актера. Постановка. Пьеса.

Дженсен слушает кривой не-совсем-синонимический ряд, думает о том, как в последний раз играли в Скраббл вчетвером, и Джардин выскочила сильно вперед по очкам со словом «нивелировать».

Она высовывает нос в зал, находит длинную фигуру Джардин, упакованную в атлас, шелк и кружево. Смотрит в окно на стену павильона, где проходила церемония. И ее пронзает до самых костей осознанием, насколько права Джордан. Как будто с глаз снимают повязку, и она наконец-то четко видит мир. Чувствует себя Большим Братом: все, что она видит, будто записывается на бобины, большие и тяжелые. Черновики будущего фильма-оскороносца.

Сан-Вэлли, Айдахо. Отель-ресторан. Конец февраля. Холод, снег, все бело на улице, и ко всему прочему - белые же бутоны в петлицах, белые браслеты на запястьях, белый чертов шатер. Так ужасно глупо. И, Господи, даже платье - потрясающее, шикарное, безумно красивое, идеально сшитое по фигуре белое платье - выглядит так же неуместно, как если бы Джардин завернулась в газеты.

Зима, мать вашу, а у Джардин, и у нее самой, и у всех подружек невесты на голове витиеватые венки из мелких бусинок, сплетенных в виде цветков, а на ногах - открытые туфли на плоской подошве. Они похожи на кучку очень ухоженных, хорошо отмытых хиппи. Только у Джардин волосы коротковаты будут.

- Дитя цветов и любви, - говорит Дженсен нараспев, запахивая занавеску. Джордан берет ее за руку. - У шатра был помятый потолок, - продолжает Дженсен, - но почему Джардин плакала?

Она не может этого понять. Все понимает, это - нет.

- Слезы счастья. Это же ее свадьба, - отвечает Джордан, и Дженсен хмурится. Это чертовски логично. Чертовски.

- Ты часто плачешь? Ну, по жизни? - спрашивает она у Джордан зачем-то.

[Yohji Kudou]

- Не особо.

- Вот и я не очень часто. А Джардин хлебом не корми - дай пореветь.

- Джардин никогда не плачет, - возражает Джордан. - Никогда не плачет над чем-то реальным. Понимаешь меня?

Дженсен думает целую минуту. Или пять. А потом где-то в зале лает чья-то «наручная собачка», как их называет Стефани. Кажется, щенок бабушки Джентиана?

Ох, черт.

Джардин ревет над несуществующими вещами - и только. Взять тех же собак: Джардин бывала во многих приютах, добровольно смотрела на такое, на что Дженсен просто не смогла бы смотреть - на собак больных, раненых, безногих и слепых, умирающих. И нормально. А над фильмом-слезодавилкой ревела несколько часов подряд.

И так ведь всегда. Везде.

- Ебаный в рот, - говорит Дженсен.

Сэнди. Джардин плакала ей в трубку. Галочка: ненастоящее.

Свадьба. Джардин плакала во время церемонии. Галочка.

Ким умерла. Галочка в другую колонку.

Дженсен призналась ей в любви. Дженсен устроила ей девичник, и Джардин выглядела такой счастливой, будто вот-вот лопнет, глаза блестели у нее, но она не...

- Вот именно, - веско говорит Джордан и, кряхтя, поднимается. - Черт, умираю - хочу отлить.

- -

Они возвращаются в Ванкувер в ночь на первое. Дженсен вспоминает, что у нее день рождения, только на паспортном контроле: ее поздравляет милейшая девушка в строгой блузке с бейджем. «Катрин». Джардин тут же хлопает себя по лбу и принимается извиняться.

- Подарок дома, - говорит она. - Получишь вечером. После ебаного рабочего дня.

Отличный медовый месяц, ничего не скажешь.

Джардин дарит ей огромную коробку, заваленную бутылочками бледно-розового лака. На каждой бутылочке - крошечный перламутровый бантик. Дженсен хохочет и идет варить кофе. Ее ужасно клонит в сон, но что-то как будто не пускает, мешает просто взять Джардин за руку и увести ее дрыхнуть.

Она удивляется тому, как быстро стала считать новые квартиры домом. Может, так получилось потому, что они въехали сюда вдвоем, как пара, в отличие от ее переезда в дом Джардин. А может, дело вовсе и не в месте жительства, а в самом городе. Видит Бог, Дженсен безумно скучает по друзьям и родным, но знает в глубине души, что могла бы прожить здесь всю оставшуюся жизнь. Именно так прожить, как Джардин недавно в гневе описала.

Джардин обнимает ее со спины, целует в шею. Шепчет:

- Господи, Дженсен. Как же я устала.

Дженсен разливает кофе по чашкам, и они садятся в обнимку на диван. Джардин заметно нервничает.

- Что такое? - спрашивает Дженсен. Они еще на свадьбе помирились и решили пока не думать об... Изменах. На площадке легко было забыть, а вот дома.

- Дженсен, трахни меня, - говорит Джардин тихо. - Хочу. Пожалуйста. Сейчас.

У Дженсен от такой просьбы сразу мурашки бегут по рукам, но она хочет, чтобы Джардин сказала прямо. То есть, еще прямее.

- Почему? - спрашивает она. - Почему ты хочешь, чтобы я тебя сейчас трахнула?

- Потому что ты не делала этого раньше.

- Да неужели?

- Не так. Не так...

Дженсен облизывает губы. Молчит. Кивает. Говорит наконец:

- Прости, что не делала этого раньше.

Она помнит урывками - яркими вспышками кадров - как Джардин взрывала ее изнутри в тот день, когда она впервые открыто ее приревновала. До сих пор иногда чудится, будто Джардин в ней, глубоко в ней, что так и не вытащила руку.

Джардин взяла ее тогда, пометила раз и навсегда, без права передумать. Пометила самым доступным, самым доходчивым способом. А Дженсен не поняла, не хотела понять. Слишком слепа была в бешеной ревности и неуверенности.

- Идем? - с надеждой спрашивает Джардин. После нескольких долгих дней в непривычно парадной одежде она кажется маленькой, похудевшей, слишком открытой в своих домашних шортах и майке.

Дженсен трахает ее несколько часов. Руки ноют, но она не достает игрушки, знает, что Джардин не это нужно. Ей так и не удается впихнуть кулак целиком (узкая, черт, всегда была уже нее, а за смазкой пришлось бы идти в аптеку, да и не хотелось Дженсен ничего искусственного добавлять), но она заставляет Джардин извиваться на четырех пальцах, грозится проткнуть ее, расцарапать изнутри до крови. Дразнит, не дает кончить. Садится на ее лицо, держит за волосы, не дает вдохнуть толком. Стирает, смывает с нее Джентиана, размазывает себя по ее телу взамен.

Это первые их полностью трезвые сутки за много месяцев. Дженсен не теряет ощущения, что наконец-то прозрела, еще очень, очень долго.

- -

Дэн и Икки прилетают в Ванкувер следующим вечером. Дженсен натурально валится с ног после буквально трех часов сна на двое суток и надеется просто завалиться к Дэну под бок и подрыхнуть, но не тут-то было.

- Я пропустил твой день рождения, - извиняющимся тоном говорит Дэн. - Прости. Держи, вот.

Дженсен вертит в руках небольшую плоскую коробочку, пытается подавить зевок.

- Дэнни, спасибо. С чего ты так распереживался-то? Ты мне писал и звонил. Все нормально, эй.

- Я твой жених, - возражает Дэн. - Я должен быть с тобой в такие дни.

Дженсен приподнимает брови. У нее появляется нехорошее предчувствие насчет подарка.

- Открывай, - кивает Дэн.

Дженсен разрывает неприметную оберточную бумагу, и взгляд ее тут же упирается в логотип Тиффани.

- Ох, Дэн.

Это не то чтобы не ее стиль. Она, черт возьми, любит Тиффани, хоть сама бы себе ничего там покупать не стала. Просто у них с Дэном не принято...

Вот от Джардин она с одинаковой вероятностью могла бы ожидать ожерелья от Тиффани и мешка носков из ближайшего супермаркета. У них принято удивлять друг друга - в любом смысле. Взять ту же коробку лака.

- Тебе не нравится?

У Дженсен включается дежа вю. Она держит тоненькую цепочку из белого золота с аккуратным брильянтовым перекрестьем посередине и разрывается между искренним кайфом от обладания такой красивой вещью и гнетущим ощущением неловкости. В частности неловкости за то, что ее, блядь, жених разорился на это, а она вместо благодарности раздумывает, подходит ли ей ожерелье к любимым выходням платьям, или нет. И склоняется ко второму варианту.

- Оно офигенное. Господи. Спасибо, Дэнни, спасибо.

- Давай, застегну.

Дженсен откидывает волосы с шеи, наклоняет голову. Ожерелье безумно странно смотрится в сочетании с майкой и пижамными штанами.

Икки призывно тявкает из-под стола, пищит мячиком, брошенным на днях Харли. Дженсен холодеет на секунду: о, дьявол, улика.

- Дженсен. Ты сама не своя. Что не так?

- Я почти не спала эти два дня, прости. Со свадьбы сразу на самолет, и сегодня был долгий день.

- Иди, залезь в душ, - Дэн целует ее в шею, чертит пальцем вдоль цепочки. - Я буду ждать в спальне.

Запирая дверь ванной, Дженсен жалеет о том, что не прихватила с собой телефон. Ужасно хочется услышать сейчас голос Джардин. Их разделяет всего пара стенок, но сейчас это - все равно, что океан или горный хребет. Дженсен осторожно снимает ожерелье - ну вот и зачем его было сейчас надевать? - и складывает на полочку рядом с дезодарантом.

Все странно. Все не так. Дэн какой-то совсем... Будто чужой сегодня. Дженсен не понимает, что такого серьезного случилось за несколько дней, что заставило его вести себя... Так.

Он ведь знает ее лучше многих, и уж точно знает, что Дженсен не обижается на такие глупости, как пропущенный день рождения. Она, черт возьми, в Ванкувере работает который год. Неизбежный побочный эффект. Если бы на нее все обижались каждый раз, уже друзей бы не осталось.

А ожерелье. Офигенное, потрясающе красивое, просто волшебное. И безликое. Такому место на ветрине, а не на ее шее. Вот в чем дело: типичный подарок внимательного влюбленного мужчины. А Дэн никогда не был типичным.

Дженсен смывает гель с плеч, медленно трет кожу губкой. Идиотские какие-то выводы получаются. Она просто ищет повод прицепиться, стопудово. Как будто за два с половиной месяца она сможет накопить достаточно придирок, чтобы Дэн послал ее на хрен сам. Возможно, под конец она даже устроит ему полноценную сцену с бросанием кольца в рожу и пощечиной вдогонку.

Такое красиво можно снять, пусть и клише. Всегда действует на зрителя, прямо как дети и животные. Главное - никому глаз не выбить. Здоровье актера превыше всего, как говорит дядюшка Гэмбл.

- Дженсен, почему ты совсем не волнуешься? - спрашивает Дэн, стоит ей завалиться на кровать рядом с ним. - У меня иногда такое ощущение, будто тебе вообще плевать на свадьбу.

- Дэн, мне не плевать, - Дженсен борется с внутренним голосом, сладко-сладко и ехидно шепчущим: «Да, скажи ему, что тебе срать. Или наори на него. Пожалуйся на что-нибудь в ответ. Провоцируй. Ты же умеешь, ты же хочешь».

- Мне так не кажется.

- Дэнни. Я люблю тебя. Я ношу твое кольцо...

- Вообще-от, сейчас его на тебе нет.

Ох ты ж блядь. Если она забыла его на площадке или в квартире Джардин, то им точно пиздец.

- Я сняла его в ванной, - вспоминает она, тщательно скрывая облегчение. - Детка, там такой камешек, что у меня за него волосы цепляются, когда моюсь.

Дэн раздраженно вздыхает. Так вот в чем дело? Не увидел кольца - взбесился? И только?

- Мне звонила твоя мама. Сказала, что ты просто соглашаешься на все ее предложения, которые устраивают меня. Это неправильно.

- Почему? Мне нравятся ваши с мамой идеи.

- Ты не добавляешь своих.

- Да. Потому что мне нравятся ваши, - Дженсен вздыхает. - Дэнни. Я ужасно хочу спать.

Дэн сжимает губы, втягивает воздух носом. Дженсен ждет продолжения наезда, но он только выдыхает шумно и растягивается на кровати поудобнее. Дженсен расценивает это как позволение наконец-то вырубиться.

Вот только ссоры с Дэном ей и не хватало для полного счастья, ага.

- Я скучал, - шепчет он, когда она уже почти уснула.

- Окей, я тоже скучала. А теперь мне можно поспать? - резко бормочет она.

Господи. Кто похитил ее веселого, рационального Дэниэла и подложил какую-то истеричку ей в постель?

- Окей. Спи, - доносится ядовитое шипение в ответ. Дженсен принимает единственное доступное решение - разобраться с этим завтра.

[Yohji Kudou]

На следующий день на площадке творится сущий ад. Дэн следит за каждым ее шагом, наблюдает пристально, как хищник, выслеживающий жертву, за съемкой каждой сцены. Джардин развлекает его тупыми анекдотами, но даже это не помогает вывести его из состояния угрюмого сталкинга.

Дома Дженсен сразу припирает его к стенке.

- Что происходит, Дэниэл?

- А то происходит, - в тон ей отзывается он, - что ваш ебучий сериал продлили. Как ты теперь себе представляешь нашу семейную жизнь, детка? А? Секс раз в неделю, да еще по праздникам? И на хрена тогда мы покупали новый дом, если ты не собираешься там жить?

- Я.

- Что «я»?

- Я купила дом.

- Блядь, Дженсен. Я же предлагал тебе половину суммы.

- Я вполне могла себе это позволить одна. Незачем.

- Вот! - Дэн почти радостно хлопает в ладоши. - Вот в этом моя - вернее, твоя - проблема. Ты не осознаешь, что мы теперь не просто друзья, которые занимаются периодически сексом. Мы, блядь, почти семья. У нас должны быть общие приобретения, вложения, черт! Ты не впускаешь меня в те области жизни, на которые я имею полное право.

- Господи, Дэнни. Ну давай переоформим дом в совместную собственность. Это не так уж сложно делается. Мы с Джардин...

- Ага. Ага, вот и это тоже.

- Что - это? - Дженсен складывает руки на груди, щурится на Дэна. Начинает потихоньку злиться - и упивается новорожденной злостью, ловит ее за хвост и держит, потому что если не поймает, все - точно спалится. В этот момент она понимает, что, наверное, не так уж сильно любит Дэна, как ей казалось. Достаточно несильно, чтобы, допустим, швырнуть в него кольцом... Блядь.

- Джардин твоя эта. И муженек ее. Парочка не наигравшихся детишек, которая решила расписаться после года пьянок и гулянок. Ну вот кто так делает, а? Это же ребячество полное.

- Окей, я совершенно потеряла нить беседы. Помедленнее можно? И поподробнее, если тебя не затруднит?

- Дженсен, ты подписала контракт еще на два сезона вперед, не посоветовавшись предварительно со мной!

- Так.

- Да, я знаю, что я должен был сразу поговорить об этом с тобой, но черт подери, я тебя видел с тех пор всего один раз и ненадолго!

- Дэн, давай сядем. Угу? Давай, идем.

Они усаживаются на диван - точь-в-точь такой же, как в квартире Джардин. Дэн ждет, сложив руки на груди. Дженсен, если честно, понятия не имеет, что ему сказать по этому поводу. Она даже представить себе не могла, что претензии Дэна будут как-то связаны с работой. Дэн не выдерживает и нарушает молчание первым:

- Дженсен, может, такие отношения подходят твоей долговязой подружке и ее мужу-хипстеру, но нам - нет. Мы с тобой, вроде бы, взрослые люди. И ты сама хотела прекратить свободные отношения. Я решил, что это значит, что ты готова к чему-то... Настоящему. Постоянному. Серьезному.

- О, стой, стой. - Дженсен перебивает его язвительным смешком. - Кажется, я докопалась до корня проблемы. Тебе ебли не хватает, малыш?

- Мать твою, Дженсен. Я же сказал: я не мальчишка уже, блядь. Могу в твое отсутствие и рукой обойтись.

- Можешь, но не хочешь. Так?

Дэн раздраженно открывает пачку сигарет, чиркает зажигалкой. Черт, а ведь Дженсен почти бросила.

- Не хочу, естественно. Зачем мне рука, если у меня есть жена?

- Значит, ты уже распланировал нам всю семейную жизнь на годы вперед, да? Белый заборчик, секс пять раз в неделю и семейные ужины по праздникам.

- Да. Распланировал. А что, не должен был?

- И чем это твое планирование отличается от моего? Ты со мной тоже не изволил посоветоваться.

Дэн закашливается на затяжке от возмущения.

- Блядь, это самая... Самая извращенная, вывернутая логика на свете, Дженсен. И ты, между прочим, это прекрасно понимаешь сама.

Дженсен качает головой, закрывает глаза рукой.

- Окей, вот это больше похоже на того Дэна, за которого я согласилась выйти. А то мне уже начало казаться, что решение взять мою фамилию - совместное, подчеркиваю! - дурно повлияло на твои яйца. Заставило их ссохнуться и отвалиться, если быть точной.

- Значит, с твоей точки зрения желание жить с тобой в одном доме превращает меня в бабу? Шикарно... О. О, погоди-ка. Что-то мне это напоминает.

- Что это тебе напоминает?

- Твою возлюбленную Падалеки, кого же еще.

- Ты что, совсем охренел?!

Дэн смотрит на нее недобро, затягивается глубоко. Молчит. Видимо, взгляд Дженсен в сочетании с никотином его немного заземляет.

- Ладно. Ладно. Ты можешь ответить мне на один простой вопрос, Дженсен?

Дженсен кивает, сжимая зубы. Она уже настолько зла, что почти не боится вопроса, которого еще десять минут назад ожидала с ужасом.

Но Дэн - черт. Дэн спрашивает другое.

- Ты боишься со мной жить, да?

Дженсен начинает неконтролируемо смеяться - от удивления и облегчения одновременно.

- Глупый ты. Конечно, нет.

- Знаешь, я бы, может, и не сделал тебе предложение именно тогда, если бы не думал, что ты в этом году вернешься в ЛА, - говорит Дэн. Он явно задал вопрос, который сильнее всего его мучил, и теперь выглядит так, будто из него сдулась вся злость разом. Осталось одно огорчение.

Дженсен мгновенно становится стыдно. А потом накрывает странной, вывернутой параллелью: Дэн решился на такой мощный шаг, потому что надеялся, что сериал закроют, а Джардин тогда, во время забастовки, решилась на мощный шаг, потому что безумно того же боялась.

- Дэнни. Черт, я дура.

- А?..

- Мне действительно не пришло в голову, что тебя это может парить. Просто у нас с тобой... Все так хорошо. Я имею в виду. Мы уже знаем, что способны поддерживать отношения на расстоянии. Это нас не отдаляет друг от друга, пожалуй, только сближает. И я не думала, что после свадьбы это поменяется. В смысле... Наши отношения проверены временем и расстоянием и...

Господи, какую же чушь она сейчас несет. Неужели Дэн не врубается, не видит ее насквозь? Тупые, банальные фразы. Как начитка сценария.

Дженсен, может, и не старалась бы помириться с ним побыстрее, если бы не была уверена на все сто, что Дэн все равно не разорвет помолвку. Окей, да, сейчас он ведет себя неожиданно, но, с другой стороны, они и не ссорились раньше никогда. Он все еще ее Дэн. А ее Дэн не тот человек, который легко решается сделать предложение своей девушке. Если он решил, то готов идти до конца. А претензии - просто способ спустить пар, попытка предотвратить возникновение подобных ситуаций в будущем. Совместном будущем.

Еще Дженсен втайне согласна с ним насчет Джентиана и Джардин. Если бы она не знала всей правды, наверняка отпустила бы пару язвительных комментариев по поводу быстрой свадьбы. Хотя она толком и не знает Джентиана, замечаний Джоанны Кортез вполне хватило, чтобы понять: мальчик гоняется за трендами. Чьими, какими - черт разберет, но Дженсен не сомневается, что его решение жениться и при этом оставить брак открытым (даже при условии, что они жили бы вместе в ЛА, между прочим), указывает только на то, что ему вожжа под хвост попала. Вот так, коротко и ясно.

- Дженсен. Ладно, окей, я все понял. Прости за истерику.

Дэн обнимает ее, целует в висок. Дженсен выдавливает слабую улыбку.

- Ты меня немного напугал, признаюсь честно.

- Да?

- Ага. Уже хотела лезть к тебе в штаны и проверять, не отвалились ли в самом деле яйца.

- Ты в курсе, что ты ужасная шовинистка, Дженсен Эклз? - смеясь, говорит Дэн вместо ожидаемого «что тебе мешает залезть ко мне в штаны прямо сейчас?».

- Я?! Шовинистка? Да ты точно сдурел. Не уверена, что женщины вообще могут быть... Шовинистками. Боже.

- Я серьезно. И, знаешь, мне понятно, почему ты так держишься за это чертово шоу.

- И почему же?

- Они толкают близкие твоим жизненные ценности.

- Заааткнись. Господи. И ты туда же.

- В смысле? Тебе уже говорили такое? Ха! Кто?

- Джардин. Ага, не поверишь, она тоже считает, что у нас шовинистское шоу. Давно уже говорила: мол, какого черта у такой ярой феминистки, как Крипке, получился такой сериал?

- Потому что у вас есть дядюшка Гэмбл, - усмехается Дэн.

- Хм. Ну, может быть. Но он любит мучить Джар, а не меня, к счастью.

Они смеются хором. Паническая сирена в голове Дженсен утихает, и она тянется за сигаретой.

- Слушай, Дэн, - говорит она серьезно. - Раз уж об этом зашла речь. Может, ну... Когда я в Ванкувере, а ты в ЛА...

- Дженсен, это вовсе не обязательно. Я же говорил, что вполне могу обойтись рукой, пока тебя нет.

- Дэн, мне кажется, так лично мне будет спокойней, - уверенно продолжает она. - Я знаю, что ты раньше свободно пользовался нашей договоренностью, и меня это никогда не парило. Наоборот. Тебе это нужно. Я-то обычно устаю на неделе слишком сильно, чтобы трахаться, а у тебя расписание посвободнее будет.

[Yohji Kudou]

- Дженсен.

- Дэн. Я тебя знаю, окей? Что бы я сейчас ни говорила, яйца и член у тебя все-таки на месте.

- Ты уверена?

- Уверена на все сто. Но пока ты здесь...

- Вот-вот. Я думаю, лучше проверить. Убедиться, так сказать, на практике.

Дэн расплывается в довольной улыбке, и Дженсен зеркалит ее совершенно искренне. Думает: «Боже, да. Боже, спасибо, что он купился. Я и так буду гореть в аду за это, но пока жива... Боже, спасибо».

- Я не шовинистка, - говорит она строго. - Я - обычная техасская девчонка.

- -

Дженсен предлагают режессировать эпизод в новом сезоне. Джардин радуется этой новости (как и новости о свободных отношениях Дженсен с Дэном), как ребенок - Рождеству. Прыгает по комнате, лезет обниматься, подхватывает Дженсен под задницу и кружит ее на руках без усилий - накачалась, сучка, за последний год.

Дженсен, и без того счастливая, подзаражается от ее радости. Забывает про все заботы. И следует советам дяди Даррела: к концу съемочного сезона они успевают еще три раза сходить в тот клуб, один раз - вдвоем, и дважды - с Соланж и ее девушкой. Эти двойные свидания кардинально отличаются от посиделок вчетвером с Джентианом и Дэном; они гораздо, гораздо веселее. У Дженсен дух захватывает. Временами кажется, что она любит весь мир.

Месяц выдается тихий, только работа, уютные вечера дома, вылазки в клуб и выходные в ЛА.

- Ты ведь поедешь со мной и животными тридцать первого? - спрашивает Джардин. Сэди нездоровится, она нервничает, не хочет доверять ее никому другому, даже Джентиану.

- Конечно, поеду.

Психованные двадцать четыре часа на дороге. Как в старые добрые времена. Дженсен смеется, вспоминая, как впервые согласилась поехать с Джардин в ее громоздком пикапе с собаками: Рождественский отпуск-2006. Господи, почему она тогда так тормозила? Почему она вообще тормозила? У них было бы гораздо больше времени вдвоем. Правда, черт знает, чем бы все обернулось в результате.

Они останавливаются в мотеле в Портленде, звонят Джентиану и Дэну, отчитываются, что все в полном порядке. Трахаются на застиранных простынях под храп Сэди и Харли. Дженсен не думает ни о чем, и это безумно, безумно классно.

Джардин в апреле уезжает с мужем ползать по Тропе Инков, а Дженсен помогает Дэну обустраивать новый дом, пьет с его сестрой и отдается на растерзание свадебных метаний. Скучает по Джардин. Как обычно, в общем.

Джардин, как и обещала, устраивает ей отдельный девичник в лесбийском клубе, знакомит ее с тамошней компанией, вызванивает каким-то образом дядю Даррела. Они не наряжаются на этот раз, да и клуб не такой крутой, чтобы наряжаться: Дженсен в джинсах и майке, Джардин - в шортах и любимой рубашке. И они в таком виде совершенно не выбиваются из толпы.

Ее свадьба проходит весело. Джардин ровно в том же положении, что Дженсен была на ее свадьбе: без мужа, пьяная в хлам и ревнующая. Но атмосфера все равно гораздо свободней, расслабленнее.

- Мы уже прошли через это один раз, - улыбается Джардин, обнимаясь с фляжкой Джесс Ди. Дженсен успокаивает сам вид этой фляжки. - Логично, что во второй раз проще.

Дэн, конечно, расстарался вовсю. Дженсен бы так не смогла, да и нет у нее, если так подумать, дизайнеров в близких приятелях. Ей нравится все: и помещение, и музыка, и платья, и костюмы, и украшения. И еще ей нравится, что наутро они с Дэном летят прямиком с похмелья в Нью-Йорк: в кои-то веки не ей нужно работать сразу после выходных.

- -

Врать легко. Совсем легко. Дженсен чувствует себя вполне готовой прожить так много лет. Видит в ситуации одни только плюсы: с Дэном ей хорошо, особенно - ха - на расстоянии; она избежала всех возможных скандалов, сопряженных с камин-аутом, и при этом живет с любимой женщиной; она работает на любимой работе, пробует себя в новых отраслях, не стоит на месте.

Она предчувствует, что скоро в ее стакане возникнет какая-нибудь новая буря, но пока...

- Стоп! - она подтягивает хвост на затылке, поводит плечами. - Перерыв пять минут. Джардин, можно тебя?

- Так точно, сэр режиссер!

Дженсен улыбается.

- -

Конец

[Loks]

Кудо! ыыыыы мозги взорвались от одного глоссария кстати реально нужная штука ЫЫЫ ПОЙДУ ЧИТАТЬ :зз

[Lauriel]

бля, как же оно прекрасно. В первую очередь - оформление Дженсен, то, как она себя осознаёт и изучает. Джардин - как основа всего.
И, вообще, вывернутая наизнанку история выглядит одновременно по-другому и в то же время соответствует оригиналу. Не знаю, с чем сравнить. Но понравилось ужасно, Кудо.

Спасибо тебе )))

И огромное спасибо Лохматому за таких девочек

[фрутти]

ЫЫЫЫЫ!!! Сегодня, что, мой день рождения? Вот вы притаились-то с Лохматым вдвоееееем, тут еще и арт Читать-читать-читать!

[LenaElansed]

очень неожиданно подана история. Спасибо. очень интересно

[Клэр.]

Yohji Kudou, бесконечно
Спасибо тебе за фик, за таких классных, живых девчонок, одновременно так похожих на наших Джеев, и абсолютно других. За все спасибо

И иллюстрация прям ах!

Скомкано получается, но ты же знаешь, да?

[Kahel]

Yohji Kudou, чееерт, оно такое
Все не так, и все не то, но это безоговорочно история наших Джеев, и безусловно оно так все и было. Блин, не могу описать это ощущение - но да, это точно про Дженсена и Джареда, пусть они и носят лифчики и красят ногти лаком.

Лохматый с глазами рыси, великолепный рисунок! Глаз просто не оторвать

[labim]

Yohji Kudou, блин, неожиданно, но так классно. глоссарий имен не читала, сразу пошла в пролог, казалось, сложно будет перестроиться, но нет. и вообще, невозможно оторваться же!
не смотря на, это ведь они. такой, *вдумчивый* гендерсвап и история великолепная получилась, девчонки совсем настоящие,
чувствуется, как им сложно. вообще все чувствуется, и любовь!
рисунок прекрасный, текст дополняет просто невероятно!
вот офигеть как здорово, просто офигеть. спасибо огромное

[Rin14]

текст прекрасен, рисунок прекрасен от слова абсолютно Ребята, спасибо, вы такие молодцы Впечатление от истории - как наизнанку вывернули: эмоции будто наружу самой нежной стороной, как брюшко у ежа. Но от того все воспринимается только ярче. Даже не знаю, о ком это в большей степени, о героинях или о своем читательском ощущении.

Половину истории машинально перестраивала род, но потом втянулась и очень здорово! Cпасибо.

[АТуин]

Не решаюсь тревожить Автора... Уважаемые прочитавшие, насколько графичен фем/слэш? Боюсь, меня сильно сквикнет... Заранее спасибо.

[Lauriel]

JaneZH, достаточно графичен в самом первом разделе, но дальше уже не настолько

[АТуин]

Lauriel, спасибо!
ушла в раздумьях... по дороге опомнилась, бегом вернулась за текстом и снова ушла

[Lauriel]

JaneZH,

[Аль-мира]

Yohji Kudou, Неожиданно. Но большое спасибо за фик. Было очень интересно читать)