А-версАвтор:
Miss-ouri Бета:
Твоя_дивизияПейринг: J2
Рейтинг: NC-17
Саммари: И нет обоснуя обоснуйнее, чем просто любовь
Примечание: написано на фест Tinhat Party II на тему "Порно без плота".
От автора:
читать дальшеОгромное спасибо evenover и Джейки за их поддержку и участие.А-версОбычно Дженсен выбирает созданный им мир. В котором – плавно и размеренно, день за днем – жизнь как вода сквозь пальцы. Правильная, распланированная и, в общем, неплохая. Съемки, знакомая до мелочей роль Дина, жена, про которую сказать просто «любимая» и язык-то не повернется. Она больше, чем любимая, она – родная, подруга, соратница. Она – привычка, возведенная в энную степень. Она стоит на страже мира и покоя Дженсена. А ещё рядом лучший друг, его Джаред. Что ещё надо человеку для счастья? Дженсен держится за этот мир, крепко вцепившись, сжав челюсти до зубовного скрежета, и ни за что не отступит. Потому что этот мир – его выбор. Его право на самоопределение, это он так решил.
Но очень редко, действительно редко, с Дженсеном происходит это. Прорывает мощно - так, что самому потом страшно. Наверное, это зависит от солнечной активности или магнитных бурь. Просто в какой-то момент становится до тошноты мерзко от всего «обычного» в жизни, каким бы многообразным оно ни было. Хочется послать все далеко-далеко и сделать что-нибудь необычайное, вывернуть себя наизнанку, выпасть из выбранного образа. Чтобы ахнули все у экранов, чтобы всколыхнулась миллионная армия фанатов.
Как на той конвенции: встать со стула посреди панели, сыграть жуткое смущение и намеренно, расчетливо ответить «да!» на заданный выкриком из зала вопрос. Пусть для всех будет шуткой это загадочное «да!», но пронестись по краю на бешеной скорости, увидеть расширившиеся от ужаса глаза Джареда – особый кайф для такого Дженсена. Секунда, всего секунда триумфа. На пике, стоя в шаге от обрыва… а затем пожать плечами, успокаивающе улыбнуться Джареду, всё, мол, не буду больше, не буду. И заново провоцировать его, дотрагиваясь, раздевая глазами, глядя в рот и ловя каждое слово. Джаред подыгрывает, доводя все до абсурда. Мол, шутим мы так, посмейтесь с нами. Но он злится. Очень. Сильно. Ничем не выдает, но Дженсен знает – злится. И да, Дженсен нарывается. Ему стыдно за свое поведение, но остановиться он просто не может. Еще одна закономерность другой стороны Дженсена – это Джаред в свободном доступе, что не так уж и часто бывает в последнее время. После того, как все стало между ними гладко.
В комнате жарко, просторно и неуютно. Да и как может быть уютно в гостиничном номере, где неисправен кондиционер и истерит Джаред? Дженсен ощущает, как капельки пота бисеринками скапливаются на переносице, губы сохнут, и их приходится постоянно облизывать. Правда, это слабо помогает. А если смотреть шире – даже мешает. Разговор серьезный, точнее, монолог Джареда – серьезный.
– Сука! Какая же ты сука. Мир вокруг тебя вертится? Все должно быть по-твоему? Все, как ты сказал? Но, знаешь, я не могу так больше. Я женатый человек, у меня сын, жизнь, блядь, налажена. Но я счастлив ровно до того момента, пока тебе не взбредет в голову поманить меня, и на счёт раз мы оказываемся в койке. А наутро - лучшие друзья. Каждый день видеть тебя на съемках и убеждать всех вокруг, а главное, себя, что мы друзья. А уикенд в мотеле мне просто приснился. И всегда, всегда ты это делаешь именно тогда, когда я уже успокаиваюсь, переболеваю тобой и начинаю действительно верить, что тот уикенд точно приснился.
Обидные слова, упреки со снайперской точностью бьют прямо в цель. Чувствительно, порой даже очень, но Дженсен уверен, что в половину сказанного Джаред и сам не верит. Он размашисто ходит по номеру, широко жестикулирует, пинает попавшийся на пути стул, который с грохотом врезается в стену. Взъерошивает руками и без того спутанные, слегка влажные после душа волосы, во внезапных паузах залипает на губах Дженсена и, следя глазами за языком, медленно движущимся по ним, вскидывается. Дженсен читает в его глазах такой адский коктейль из желания, любви и ненависти, что становится страшно. Это запредельный взгляд из непознанных никем джаредовых глубин. Оттуда, куда нет доступа никому. Обычно. Но, блядь, губы действительно просто сохнут!
Таким открытым Джаред давно не был, и это невероятно возбуждает. Дженсен ощущает, как член, наливаясь, начинает выпирать в районе ширинки вполне явным бугром. В очередной раз становится стыдно за себя. Вот, перед ним стоит и изливает душу далеко не безразличный Дженсену человек, а единственная реакция на почти двадцатиминутную истерику – вполне уверенный, крепкий стояк. И никаких мыслей в голове. Там пусто до звона.
Дженсен запускает руки в карманы брюк, как можно шире оттопыривая их, пытаясь таким нехитрым способом скрыть такое неуместное возбуждение, и украдкой поглядывает на Джареда, старательно пряча за ресницами хищный взгляд. Щеки, уши и даже шея раскраснелись, рубашка прилипла к мокрой от пота спине. Джаред почувствовал. Он всегда чувствует. Секунду-другую он хватает ртом воздух от внезапно накатившего откровения, собирается с мыслями и, наконец-то заткнувшись, начинает приближаться, обходя застывшего Дженсена по кругу. Медленно обходя.
Джаред так делает специально, тоже заводится. Сужает круги постепенно, вытесняя собой воздух. Дженсен почти перестает дышать и как заклинание мысленно повторяет: «Ближе, еще ближе». Джаред останавливается за его спиной, накрывая своей тенью. Стоит Дженсену немного качнуться, откинуться назад, и он почувствует его. Дженсен замер, вытянулся, впитывает. Сейчас ему в кайф ощущать приближающуюся бурю, вдыхать запах чистого, только что из душа, тела Джареда и смаковать это мгновение – за секунду до свершения.
– Ломает, да? – дыхание Джареда шевелит волосы на макушке, а его слова как удар ниже пояса.
Запрещенный прием. Больно так, что вполне реальной судорогой сводит все тело. Сегодня с Джаредом что-то совсем не так. Дженсен думает, что солнечная активность сказывается не только на нём. Пусть понимает, как хочет, только бы прекратил изводить своей болтовней.
Джаред наконец-то прикасается к нему. Проводит своими громадными ладонями по бокам, одна остается лежать на бедре, а другая крадется дальше – на живот – и медленно, сантиметр за сантиметром, приближается. Дженсен зажмуривает глаза, всем существом сосредотачиваясь на движении руки, чтобы не упустить момента и толкнуться в широкую ладонь, как только она накроет его член. Рука замирает, так и не добравшись до цели. Близко-близко. Вот так, только слегка двинуть бедрами, и она будет на месте, там, где самое правильное. Дженсен непроизвольно дергается навстречу, но Джаред успевает перехватить движение, удерживает, не давая дотянуться до желаемого.
– Давно мальчиков не трахал? – хрипло, в самое ухо, щекоча волосами и голосом шею, вжимаясь своим стояком в поясницу.
У Дженсена есть два ответа на этот вопрос: «Да, не трахал! Потому что ты, гребаный мудак, так старательно изображаешь моего друга, что никто в здравом уме и трезвой памяти не рискнет приблизиться ко мне» и «Нет, не трахал! Потому что я, гребаный мудак, не могу представить под собой никого другого и так старательно изображаю твоего друга, что никто в здравом уме и трезвой памяти не подумает приблизиться ко мне».
Дженсен молчит, нервно покусывая губу, он не хочет озвучивать ни один из этих вариантов. Он вообще не хочет ничего озвучивать. Он хочет Джареда. Но тот сегодня все усложняет. Почему нельзя просто воспользоваться моментом и получить наконец то, что так нужно им обоим? Хороший, полноценный трах, которого не было уже черт знает сколько времени.
Конечно, это решение и выбор Дженсена, что они с некоторых пор исключительно друзья с опцией в виде хорошего секса – так, для снятия напряжения и ко взаимному удовольствию. Дружеский перепих еще ни одной дружбе не повредил. Джаред поддержал и согласился, принял правила игры. И к чему тогда вся эта болтовня теперь? К чему теперь Джаред – душа нараспашку, как когда-то, в самом начале, когда они еще не успели установить правила, не загнали себя в рамки обычного? За его спиной сейчас стоит тот самый Джаред, которому все надо проговорить, произнести вслух, напомнить, как оно было в то время, и заставить представить, как оно могло бы быть сейчас, прими они другое решение. Садист хренов.
– Пошел на хрен из моего номера, – выдыхает Дженсен.
И слышит, как вместе с ним выдыхает Джаред. Они, оказывается, оба не дышали.
Джаредовы лапы тяжело давят, Дженсен выворачивается, скидывая их с себя, отталкивая. Тот неожиданно легко поддается, отступает на шаг и, поднимая руки вверх, изображает покорность – сдаюсь, мол, не хочешь, как хочешь, а глазами напряженно и зло сканирует лицо Дженсена, пытаясь прочитать невысказанное. Он снова закрыт, захлопнулся в своей раковине. Так намного лучше. Дженсен выдерживает взгляд, не опуская глаз. Да, да, это его, Дженсена, заслуга, это его творение – такой Джаред. И да, тут нечем гордиться, но почему Джаред не хочет понимать, что и ему, Дженсену, тоже нелегко дается выполнение их договоренностей? Почему не дает ни единого шанса просто расслабиться, не вдаваясь во всю эту непонятную ерунду, происходящую между ними? Тогда уж лучше никак, чем так. Не хватало еще опять по уши увязнуть в Джареде.
– Уходи, – тщательно выговаривая каждую букву, чтобы не сорваться на крик, произносит Дженсен и отворачивается, ставя точку.
– Спокойной ночи, друг, – так же тщательно выговаривает Джаред, и хлопок двери сообщает Дженсену, что он остался в номере один в компании неработающего кондиционера и огромной двуспальной кровати.
В комнате уже не просто душно – воздух совсем не пригоден для дыхания. В нем не хватает кислорода и слишком много Джареда. Дженсен, не раздеваясь, звездочкой падает на кровать, сминая покрывало. «Надо собраться, просто собраться. Так все просто, Эклз. Начни делать обычные вещи. Например, подними телефонную трубку и потребуй себе другой номер – где не было Джареда и где работает кондей! И что за мода на старинные телефоны с диском?». Раздражает до жути, но, с другой стороны, позволяет сосредоточиться на деле, а не гонять по изнанке век бесконечную трансляцию злого, требовательного взгляда.
Выбить другой номер Дженсену не удается, зато кондиционер обещали починить в течение часа.
Народу в гостиничном баре на удивление много. Но именно в таком правильном количестве, чтобы не чувствовать себя одиноким, но в то же время не быть задавленным толпой. На каждом столике горит маленький зеленый фонарик, наполняя зал причудливыми тенями. Люди перемещаются, движение их вроде хаотично, но завораживает своей системой, непонятной без пары стаканов водки со льдом. Дженсен знаком показывает бармену повторить и бросает взгляд на часы. Судя по всему, повторять придется еще не раз. Его узнают. Фото с фанатами – вот то, что действительно возвращает в привычную колею. Дженсен любезен. Совершенно такой, как и всегда. Если только самую малость слишком любезен.
Нет, Дженсен не напивается, он просто убивает время. Напиваются люди, когда в их жизни что-то идет не так или горе случилось. Настоящее, большое, больное. У Дженсена все хорошо, все просто отлично, и нет ни единого повода искать забытья на дне бутылки. Он просто дожидается, когда починят кондиционер, а потом сразу спать. Завтра рано вставать. А пока, в перерывах между вспышками фотокамер, можно еще пару стаканчиков пропустить. Или три, или четыре. Водка обтекает лед, горько-холодно на губах, и мысли от этого такие же – горькие и холодные. «Может, он прав, может, действительно мне просто не хватает секса с мужиком. Что за странная фиксация на Джареде? Надо завязывать с дружбой, которая и не дружба вовсе. Отпустить Джареда. И себя отпустить».
Дженсен оглядывает бар, ощупывая глазами мужские фигуры. Он не ищет, кого бы снять, а просто играет сам с собой: кого он хотел бы трахнуть? С кем бы пошел? Вариантов не так и много – этот толстоват, тот ростом не вышел, у третьего подбородок квадратный. О, вот этот вроде ничего, симпатичный. Ему бы скулы пошире, линию рта пожестче и волосы подлиннее. Как у того парня, что сидит у дальнего края стойки. Черт! Джаред! Совсем не смешно. Какой-то замкнутый круг.
Помещение бара в туманной дымке из музыки, гула голосов, запаха кофе и приглушенного света. Это иная реальность, где совсем другие законы, и в этой барной реальности Дженсен и Джаред совсем не знакомы.
– Вы не против? – Дженсен присаживается на стул рядом с Джаредом. – Разрешите вас угостить.
– Я обычно не знакомлюсь в барах, – улыбается Джаред.
– Исключение, из всего обычного бывают исключения. Сделайте его для меня.
– С чего вдруг?
– Ммм… – говорит Дженсен, потирая подбородок рукой, – но вы же очень хотите познакомиться со мной! Я хороший, добрый и красивый, ласковый, милый, скромный…
Дженсен перечисляет свои настоящие и только что придуманные достоинства, с каждым словом наклоняясь немного вперед, наваливаясь на Джареда.
– Эй, приятель, не по правилам играешь, – Джаред смеется открыто, громко.
Откидывает голову назад, выставляя напоказ длинную шею. Пиджак распахнут, из расстегнутого ворота рубашки виднеются ключицы. Флиртует, стреляет глазами. Дженсен смотрит на него и как в первые дни знакомства не может отвести взгляд, насытиться, налюбоваться. И не нужен ему никто другой, никакие другие мальчики, только Джаред – его собственный, персональный. Пофиг, что за пределами реальности бара в их жизнях горы из «должен», «правильно», «надо». Сейчас нужно просто заворожить его и утянуть к себе в пещеру, в смысле, в номер, с огромной двуспальной кроватью и наконец-то починенным кондиционером. Запереть, разложить на постели. Огромного, сильного, горячего.
Спрыгнув с высокого стула, Дженсен тянет Джареда за локоть, нетерпеливо, настойчиво:
– Пошли отсюда, Джей.
Но Джаред аккуратно снимает его руку с локтя и, болтая в стакане нанизанной на зубочистку оливкой, тянет:
– Меня кто-то угостить обещал.
Дженсен следит как загипнотизированный за его движениями. Обычно молчать рядом с Джаредом уютно, но не сейчас. Сплошной дискомфорт: от неудобно вставшего члена, от продолжающего свой странный демарш Джареда, от наблюдающих за ними глаз.
– Ммррр, вкусно, – мурлычет Джаред, отправляя оливку в рот, и старательно облизывает губы, медленно ведя языком, в точности копируя Дженсена. Издевается. Теперь совершенно ясно, что издевается. Обиделся, значит.
– Завязывай, – зло шипит Дженсен, которому до безумия хочется выбить бокал из его рук, дернуть вредную дылду за лацканы и прям здесь заставить отсосать.
Он складывает руки на груди. Вся сила воли направлена сейчас на то, чтобы не сорваться. Слава богу, Джаред знает, когда остановиться. Инстинкт самосохранения работает у него хорошо. Залпом допивает свой мартини, элегантно встает со стула и, дружески похлопав Дженсена по плечу, небрежно бросает:
– Ты платишь, приятель!
Озорно подмигивает и широким шагом удаляется из бара. Для посторонних наблюдателей – вполне величественно уходит, даже дает по пути пару автографов. Для Дженсена – трусливо сбегает, прихватив с собой барное волшебство и оставив пустой бокал с хрупкой ножкой. Дженсен ставит рядом свой стакан с оплавившимися кубками льда. Мартини и водка – символичная штука, однако, Бонд прав. Дело все в том, что Джаред не любит коктейлей, предпочитает не смешивать. Морщится, фыркает, зарекается, что больше никогда, ни-ни. А Дженсен продолжает с маниакальным упорством взбалтывать две жизни и тянуть полученную бурду, хмелея с каждым глотком все сильней и сильней, и остается только надеяться, что Джаред тоже научится и тоже полюбит – встряхивать, но не смешивать.
Кондиционер в номере работает на полную катушку, и ни капельки не удивительно, что в спальне, на краю кровати, поеживаясь от холода, сидит Джаред. Кто бы сомневался, что это будет именно так. Он смотрит на Дженсена и открывает рот, чтобы что-то сказать. Опять. Теперь у Дженсена одна главная цель – успеть заткнуть Джареда. Одной рукой жестко схватить у затылка, а второй крепко зажать рот:
– Тссс, молчи! Потом, все потом.
Удивленно-обиженные широко распахнутые глаза - вот как он так умеет? Даже без слов пробивает. Всё, сейчас только их время. Это потом у Джареда будет откат, чувство вины, крики со сцены о неземной любви к жене, бесконечные звонки, смс. Он правильный до мозга костей, его таким воспитали. Джаред прикрывает глаза, расслабляется, слегка крутит головой и трется о ладонь на затылке, выпрашивая ласку. Устоять невозможно. Рука сжимается сама, Дженсен ведет ее чуть выше, путается пальцами в волосах и тянет за них, запрокидывая его голову назад. Убирает руку с губ – Джаред все понял, он будет молчать. И молчит, только хмурится слегка. Дженсен целует складку между бровей, разглаживая и убирая вместе с ней последние возражения, сомнения. В любом случае все, что между ними – правильно, какие бы ни были нарушены правила.
Молча, быстро, без лишних движений, стоя друг напротив друга, они снимают с себя одежду. В нетерпении отсчитывают секунды, пожирают глазами. Через дверь в спальню падает полоса света, прочерчивая между ними и кроватью линию старта. Покрывало слетает на пол. И они ныряют в глубину постели, натягивают одеяло, сплетаются под ним. Темно, тесно, жарко. У Джареда холодные пальцы, он проводит ими по плечам Дженсена, по бокам, вжимается ими, словно хочет прорваться под кожу, и пытается сползти ниже. Дженсен перехватывает его, тянет на себя, но Джаред не сдается, вырывается, пыхтит. Сильный, гибкий, твердый. Настойчивая необходимость – прижать Джареда, придавить, рассыпать его волосы по подушке, пропускать через пальцы, деля на пряди. И тереться об него всем: грудью, бедрами, носом. Ощущать на себе его руки, оглаживающие, прижимающие, без слов говорящие – так, Дженс, так, еще. Вдыхать запах, от которого щекотно в носу.
Они перекатываются по кровати, подминают под себя друг друга, каждому мало, каждому нужно. Одеяло? Да кому нужно одеяло? Это не страсть даже, это отчаянье. Надо урвать все и как можно больше.
Дженсен устраивается на коленях между ног Джареда, наклоняется и трется щекой о его член, красивый, ровный, с крупной розовой головкой. Он скучал, черт возьми, как же он скучал… Мошонка гладко выбрита, Дженсен слегка ласкает ее и смотрит, как она поджимается, собирается в тугой комок. Вот так, а теперь вобрать ее в рот целиком, гладить языком яички, рукой скользнуть ниже между ягодиц. Там горячо и влажно. Джаред подготовился, ждал. И от этого в глазах темнеет, кровь приливает к вискам и бухает там, глуша, пульсируя – ждал, ждал, ждал. Не отрывая руки, дразня пальцами колечко мышц, Дженсен насаживается ртом на член. Играет с головкой, кружит по ней языком, перекатывает во рту, не пуская в себя глубоко. И слушает стоны Джареда, его неровное дыхание, пальцами ощущает, как тот приоткрывается жадно, пытаясь поймать, втянуть их в себя. И захватив самые кончики, нетерпеливо, резко сжимается. И да, Дженсен опять нарывается, дразнит.
Джаред вскрикивает на очередном повороте языка по головке и, обхватив руками голову Дженсена, удерживая ее на месте, вбивается в его рот на всю длину. И трахает его – открытого, принимающего – проникает в горло, заполняет собой. Дженсен сглатывает слюну, довольно урчит, посылая по стволу вибрации. Движения Джареда становятся резче, нетерпеливей, и Дженсен счастлив – он добился, он получил. Его Джаред в нем, потерявший контроль, мокрый от пота, дрожащий от удовольствия. Дженсен вставляет сразу два пальца, проводит ими по кругу, настойчиво трет бугорок простаты. Джаред охает и замирает, прислушивается к своим ощущениям. Прислушивается и Дженсен, выпускает член изо рта, и тот упруго, влажно шлепает Джареда по животу.
Красивый, с широко разведенными ногами, раскрытый, доступный. И жадный. Два пальца скользят в нем легко, и Дженсен добавляет третий. Не намного туже. Расслабленный, Джаред принимает, подрагивая бедрами, толкается навстречу, сосредоточенно хмурится. Послушный, почти ничего не соображающий от возбуждения и весь в себе, в своем кайфе. В кайфе, который дает ему Дженсен. Наблюдая за Джеем, проводя языком по его бедрам, слизывая капельки смазки с члена, Дженсен возбуждается все больше, хотя с трудом представляет, что такое вообще возможно.
– Дженс… сейчас! Не могу больше…
Хриплый, сбивающейся шепот разливается физически ощутимой лаской по коже. Дженсен не хочет сдаваться, рано, еще очень рано. Хотя обычно он уже давно вбивался бы в горячую, желанную задницу. Резко, сильно, до самых яиц, закинув его ноги себе на плечи.
Дженсен добавляет четвертый палец и, складывая ладонь пополам, прижимает большой палец к мизинцу. Рука почти вся внутри. Дальше Джаред не пускает, зажимается. Столько он еще никогда не принимал. Дженсен убирает руку и жадно присасывается к растраханному анусу. Щекочет колечко мышц языком, вылизывает, проникает внутрь, в раскрытое, жаждущее. Смазывает, наполняет Джареда своей слюной, делая подсохшую смазку заново скользкой.
– Перевернись…
Джаред быстро переворачивается, встает на колени, утыкаясь носом в подушку, обнимает ее руками и прогибается в спине, широко разводя ноги. Он весь в распоряжении Дженсена, доступен, покорен. Дженсен раздвигает его ягодицы, вставляет сразу пятерню и начинает трахать Джареда своей рукой уже всерьез. Проезжаясь по простате, прокручивая на пол-оборота на выходе, рука скользит, проникая все глубже и глубже. Одобрительные, глухие стоны Джареда в подушку заводят Дженсена до черноты в глазах. Джаред пытается начать подмахивать, и Дженсен слегка придерживает его свободной рукой за бедра:
– Тихо, тихо… мой хороший… пусти меня!
И то ли от сказанных слов, то ли от правильного угла, под которым Дженсен повел рукой, Джаред внезапно раскрывается, и кисть скользит в него до конца. Крик удовольствия, сорвавшийся с губ Джареда, натянутого на его руку, облегающего, горячего, сжимающего запястье кольцом мышц, выстреливает в Дженсена так сильно, что он хватается за собственный член, сжимая его крепко у основания, чтобы только не кончить.
Медленно, осторожно Дженсен собирает ладонь в жаркой тесноте в кулак. Джаред дрожит и стонет на каждом движении руки внутри себя, вжимается грудью в матрас, пытаясь открыться еще больше. Дженсен обвивает пальцами его член и начинает дрочить в такт с легкими движениями кулака в тугой растянутой до предела заднице. И Джареда прорывает, он откликается на ритм, ругается, стонет, зовет Дженсена, умоляет. Голос его становится все выше, слова бессвязнее, и когда Джаред почти на грани, Дженсен распрямляет кулак и круговым движением плавно вывинчивает ладонь, задевая при этом все мыслимые и не мыслимые тайные местечки.
– Бля, Дженс… – взвывает Джаред и, как только Дженсен вытягивает из него руку окончательно, изливается горячим, вязким, пульсирует и, ничем не удерживаемый, без сил падает вниз, рефлекторно дергается несколько раз в продолжающем сжимать его член кулаке, размазывая, втирая в него свою сперму.
Дженсен наваливается на Джареда, упирается лбом между его лопаток, смешивая пот, слизывая с изгиба спины вкус, ловя мгновения чужого оргазма. Волну за волной. Слушает, как бухает сердце Джареда, постепенно замедляясь, выравнивая тон. И только когда Джаред в истоме слегка потягивается, Дженсен вспоминает, что у него самого стоит до ломоты.
Он легко пихает Джареда в бок, вынимает из-под него руку и плюхается рядом. Окидывает взглядом разомлевшую тушу, зарывшуюся головой в подушку, и понимает, что судя по всему, догоняться придется самому. Закрывает глаза, вспоминая жар Джареда на своей руке, слизывает со своих пальцев вкус его спермы – много не надо, пара движений по собственному члену, и наступит долгожданная разрядка. Дженсен упирается пятками в матрас, подаваясь навстречу своей руке. Вот так, еще чуть-чуть… и тут его руку перехватывают.
– Давай я помогу, – слова Джареда эхом разлетаются у него в голове.
Тот неторопливо переползает по кровати ближе к Дженсену. Приближающийся было оргазм резко откатывает, измученное ожиданием тело протестует, ноет.
– Да твою мать, сделай уже что-нибудь, – стонет Дженсен и понимает, что прямо сейчас, вот этими словами продлил себе безоргазменную пытку.
Это же Джаред. Он не упустит случая, он же сегодня весь вечер хотел заставить Дженсена раскрыться, умолять, расковыривая ногтями свежую, только что покрывшуюся корочкой рану. Сто миллионов раз – блядь, блядь, блядь.
И, наверное, так оно все и было бы. И Джаред тянул бы из него все жилы, лаская, вылизывая всего от макушки до пяток, делал бы тягуче-медленный минет, уселся бы сверху и трахал бы собой до бесконечности долго, сбивая ритм. Но этой ночью Джаред подхватывает его под колени и резко дергает на себя, наваливаясь сверху и опираясь на локти, потирает пальцами чувствительное местечко за ухом и отчаянно шепчет:
– Можно?!
Ну вот, что за хрень? Опять Джареда несет. Нельзя просто сделать. Спрашивает, спрашивает то, на что и так знает ответ. Можно. Можно же. Нужно! И пофиг, что обычно не так. Дженсен притягивает Джареда ближе к себе, обвивает его бедра ногами, зарывается в него, в соленого на вкус, в напряженного. Ближе – невозможно. Джаред водит рукой где-то за головами в поисках смазки. Щелкает колпачок, и влажные, долгожданные пальцы вторгаются в Дженсена. И не сосчитать, один, два или пять. Они там, где должны быть. Дженсена выгибает навстречу руке, и он протестующее мычит в рот Джареда, когда тот нежно прикусывает его нижнюю губу. Потому что, блин, не надо нежно, надо больно, надо до слез, до синяков и шрамов. Надо, чтобы все болело. Чтобы тело не забывало еще долго-долго, как это было.
– Можно? – опять спрашивает Джаред и сминает губы Дженсена своими, даже не целуя, вгрызаясь, и ведь не успокоится, пока не услышит ответ.
Дженсен больно тянет Джареда за волосы, разрывая поцелуй, и смотрит на его лицо, на зажмуренные глаза, на полуоткрытый рот, на влажные распухшие губы. Сука, он прям не к траху готовится, а к прыжку со скалы.
– Можно, – говорит Дженсен, давая отмашку: «Прыгай, Джаред».
Джаред распахивает глаза, и Дженсен понимает, что прыгнут они оба. Сколько же они потом будут себя собирать? Но сейчас не важно, у Дженсена уже нет сил ни лгать, ни играть. И невозможно не дать Джареду то, что ему так необходимо. Правду.
– Только ты, только с тобой!
Джаред входит в Дженсена, раздвигая его, заполняя. Клеймя болью, своим отчаяньем, своей любовью. Вбивается лихорадочно, хаотично, резко, подминая под себя, душит почти. В каждом движении невысказанное – мой, мой, мой. Даже так Джаред жаден настолько, что умудряется только брать, выпивая его всего без остатка. Сметая все долго выстраиваемые барьеры своей ненасытностью, своими поцелуями. Мелкими, такими же хаотичными, как и его движения внутри. Целует в щеки, лоб, веки, шею. И Дженсен кончает, его член, зажатый между их телами, скользит между животов, обнаженной головкой по разгорячённой коже. Это приятно и раздражающе одновременно. А по горячей собственной сперме – боже, как охуенно! Дженсен теряет момент, он точно не знает, кончил ли Джаред. Его качает, он плывет и чувствует, как Джареда над ним выгибается. Оглушает криком, ослепляет. Дженсен сворачивается калачиком, укрытый Джаредом со всех сторон. Самое идеальное место на свете, здесь и сейчас. И пусть это всего лишь сон.
За окном начинается новый день. Дженсен выбирается из кровати, стараясь не разбудить закутанного в одеяло Джареда, ежится от холода – с кондеем явно перебор – подходит к окну. Он смотрит на город, на набережную, усаженную пальмами, и знает, что стоит открыть раму и в комнату ворвется шум волн. Да, засиделся он здесь: в Ванкувере, на канале, в сериале, надо идти дальше.
– А что дальше, Дженс? – хриплым спросонья голосом спрашивает Джаред.
Картинка за окном дрогнула и слегка поплыла. Он вполне осознает, что значит для Джареда его ответ. Но Дженсену очень нужно знать еще одну важную вещь, прежде чем вернуться в созданный им обычный мир. Задать вопрос не страшно, страшно услышать ответ. Развернувшись, Дженсен пристально смотрит на укутавшегося Джареда, только нос торчит из под одеяла.
– Все как обычно, Джаред?
Джаред опускает край одеяла, и Дженсен видит, что он улыбается, пусть одними губами, но все же:
– Дженс, иди сюда и выстави наконец нормальную температуру. Будь другом.