Продолжим?

[TinhatParty]

Название: Watch (TV)*
Автор: Jana_J
Рейтинг: R
Пейринг: J2
Жанр: мой любимый: мучительные отношения
От автора: автор погряз в каноне и ментальном садомазохизме
Предупреждения: пародийный оттенок, некоторый документализм
Дисклеймер: Джаред и Дженсен не подписали контракт, разрешающий использовать их образы.
В хидере использованы рисунок trolleys и фотография Йена Брукса.

не только канал СW показывает Джеев

ABC
— Уже поздно.
— Неужели.
— Ты неправильно воспринимаешь время.
— А ты — людей.
— Ты опоздал, Джаред, ты всегда опаздываешь.
— Подари мне новые часы. Или не дари ничего.

Сидя в машине в ожидании Джареда, Дженсен думает, что же это было: телефонный разговор? Несколько шагов по улице? Заученные реплики сценария? Чтобы дойти до угла, до точки, требуется определенное количество слов. С учетом пауз и ответов собеседника.

… Джаред сбивается, застывает на беговой дорожке, и песня в его айподе сокращается, как мышца. Стоп. Он стягивает с себя майку, бросая ее на пол вместе с айподом, и идет в душ. Когда он возвращается, в доме все еще полно невыгулянных собак и недочитанных книг, и Дженсен тоже недоговорен.

Дженсен говорит ровно столько, сколько надо. Не больше и не меньше. Норма его ежедневного лексикона и ежедневной выпивки. С Джаредом дозу приходится увеличивать. Джареду надо объяснять, почему нет. И Джаред всегда проверяет, слушают ли его. Он не щелкает пальцами перед тобой, он просто чувствует. Иногда Дженсен думает, что Падалеки утихомиривается и засыпает только под звук собственного голоса.
На самом деле Джаред вырубается почти молча и быстро, как телефон, уставший предупреждать, что нуждается в подзарядке.

Они иногда (часто, всегда) посылают друг другу сообщения, находясь в соседних трейлерах. Именно с тем, с кем видишься чаще всего, и общаешься по телефону. Просто не успеваешь переключиться на остальных. Когда есть свободное время, Дженсен звонит маме или сестре Маккензи в Даллас, это порция новостей вместо телевидения и газет. Следующий выпуск новостей оказывается короче предыдущего. Все, что происходит, происходит тут, с ним. Пора приводить дела и мысли в порядок. Его жизнь отдаляется от него, и он пытается разобраться, почему. Его жизнь становится жизнью других, раньше он не осознавал, насколько это серьезно. Не только у «Сумерек» сумасшедшие фаны. У их фанов мозги забиты идиомой «Джаред и Дженсен».

У него нет аккаунта в социальных сетях, и он не выложит полторы тысячи баксов, чтобы посмотреть, как Дженсен Эклз играет на гитаре. Поверьте, он скучный парень, этот Эклз, ему ли не знать. Он просто делает свою работу, встречается со старыми друзьями и помнит, как сервирован стол для семейного ужина.

Струнный звук обрывается, будто вырванный из его ушей, и джейм-сейшн на коне в Лос-Анджелесе заканчивается, расширяя его глаза и чувства.

Звук очень быстр, он исчезает гораздо быстрее, чем возможно исчезнуть с людских глаз. Дженсена научил этому отец, как и всему остальному в жизни и профессии. Когда ты только звук — ты недосягаем. Так делают актеры дубляжа. И Дженсен в изолированной звукозаписывающей студии отлавливает интонацию, прислушивается к своему очищенному голосу в наушниках.
Дженсен прислушивается к новым технологиям, которые меняются со скоростью света.

… Свет. Это первое, что описывают в романах, когда принимаются за обстановку. Откуда он падает и как высвечивает объекты. Дженсен освещен мягко, приглушенно. Полосы света ломкие и широкие, как спрессованные в пластины чипсы, и крошатся на кровать и стол в его трейлере.

Дженсен смотрит через оптиметр, вымеряет расстояние. Так делают режиссеры. От Джареда остаются крошки чипсов и немного фонового шума, будто он еще не совсем ушел. Джаред способен отмечать свое присутствие. Он заполняет и захламляет пространство, пятна на его одежде как метки.

Публика направляет на него телефоны и вопросы, Дженсену остается лишь освещать. Съемки и незначительные события. Истории, которые пойдут в архив. Дженсен определяет для себя зону повторяемости и не заступает за нее. Хотя с первой конвенции не происходит ничего нового, разве что он привык быть на них. И появляется еще одна зона — вопросов-на-которые-не-надо отвечать.

Свет распадается на отдельные вспышки то тут, то там, камеры заряжены, как святая вода или водяные пистолеты, водой струится энергия зрителей, которая питает и обессиливает. Дженсену хочется, чтобы все утекло.
Джаред — автономная батарея, «Источник», но не в книге Энн Рейд**, а источник энергии здесь и сейчас, энергии сильной и гипнотизирующей. Такие волевые подбородки выбиваются в топ-менеджеры или управляют корпорациями. Но Джареду не нужно это. Все, что ему нужно — битловская любовь. Он, как прожектор, шарит руками в ее поисках.

Дженсен находится в резком круге света, обозначенном этим прожектором. Резец света высекает из темноты его черты, делая их более искусными и искусительными. Дженсен подобран, сложен без стыков, в нем одно cкладно перетекает в другое. О нем не имеют представление, это Дженсен имеет представление обо всем. Но Джаред видит его так, обнаруживает его под галогеновым светом.


TSN - Canada
Что всегда важно, так это место действия. Что не имеет значения, так это место действия. Просто есть места, где можно говорить между собой поверх микрофонов, и есть места без микрофонов вообще. Что действительно важно, так это не забывать о камерах, которые присутствуют везде.

Утренний голос Дженсена низкий и тихий. Нет микрофонов, доносящих его всем желающим. Восточная сторона дома залита, как хлопья молоком, светом. Так рисуют идеальные завтраки в светлых кухнях. Они не едят хлопьев с молоком. Они едят кофе, протеин и барбекю. Все остальное — алкоголь, и его полагается пить.

Джаред носится из угла в угол в поисках зарядного устройства для телефона, которое может оказаться где угодно, на холодильнике или каминной полке.
Дженсен терпеливо подсказывает из-за ноутбука:
— Посмотри за диванными подушками. Теперь под ними. Теперь под диваном.

Джаред относится к своему телефону как к тамагоччи, и кормит его при первом же писке. Дженсен позволяет своему телефону умереть на пару часов, и мир почему-то не останавливается. Ему необязательно быть постоянно на орбите, его встречи обычно оговорены заранее. Это не график, это сам Дженсен.

С Джаредом все эти штуки не проходят. Он может достать тебя в любое время, когда ему заблагорассудится. Дженсен частенько мечтает выставить за дверь ванной все его бесчисленные Old Spice и Head&Shoulders***, чтобы освободить место.

— Пропустим по пиву, Дженсен?
Или:
— Лейкерс, чувак!
Или:
— Что делаешь после съемок?

Сейчас он хочет пойти в ночной клуб, поносить розовый или салатовый браслет, а через минуту — смотреть Тарантино на DVD. Возражения Дженсена, что братья Коэны круче, а завтра рано вставать, не принимаются.

— Посмотри на часы.
— Красивые.
— Потому что это я их тебе подарил.
— И поэтому ты их носишь.
— Когда мне нечего больше надеть.
— Уже поздно, мисс Нечего Надеть.
— У тебя другой часовой пояс. Сейчас рано.
— Для вина слишком рано, а для Тарантино слишком поздно.
— Дженсен.

Они смотрят «Бесславных ублюдков», и Джаред увлечен Кристофом Вальцем. Дженсен засыпает после того, как Мелани Лоран снимает буквы с вывески кинотеатра. Джаред убавляет звук и ставит свой бокал на пол, который, сухо звякнув, катится в сторону, когда он встает.

Когда они слишком устают или Лейкерс выигрывают, то перестают поддевать друг друга и устраивают «небритые уик-энды», как называет их Джаред.


Discоvery
Затем, когда определены герои и выставлен свет, на месте действия появляются диалоги. Диалоги неизбежны, как и их повторение.

Изредка актеры летают одним рейсом. Аэропорты Ванкувера и Лос-Анджелеса очень похожи: люди и электронные табло, то, что фиксируется первым, и даже не знаешь, покидал ли ты город вообще.

В самолете Дженсену достается место у окна, в которое так и не удается посмотреть, потому что рядом сидит и говорит Джаред. Нет ощущения видимого движения, они провисли в воздухе. Если Дженсен выживет в авиакатастрофе, то скажет, что Джаред Падалеки отрезал все пути к спасению и ему едва удалось выйти в туалет. В любом случае, было приятно знать его. Он был большим актером и большим человеком.

Они говорят о собаках-знакомых-спорте. Они обсуждают фильмы-музыку-книги. О работе они упоминают мало, потому что им надо отдыхать. Джаред говорит о себе. Дженсен — о Джареде. Вечный предмет их разговоров. После них Дженсен знает о Джареде меньше, чем прежде.

Дженсен включает айпод Джареда и листает песни. Психологический тренинг «быть Джаредом Падалеки». Бон Джови и романтичный Глен Хансард, с ума сойти. Джаред и баллады.

По закону подлости, его застают врасплох. Всякий раз, когда он смотрит на него, Дженсен чувствует себя увиденным. Слишком направленный, прожекторный свет. Комедийный момент, когда героя застигают в нелепой позе. Дженсен закладывает руку с плеером за спину.

— Играешь в шпиона?
— У взрослых свои радости.
— Дженсен, верни.
— Я оставил тебе в залог часы. Вот там, на столике. Можешь толкнуть с аукциона.
— Спроси меня, если что-то хочешь знать.
— Вряд ли я хочу знать.
— Я могу почитать тебе вслух sms из телефона. Или показать шрам на бедре.
— Просто сообщи мне, когда вырастешь.
— Мне будет некогда, в этот день я собираюсь оттянуться в Лунапарке.

Плавно, с новой интонацией сказав это, Джаред смеется, будто одержал победу.
Дженсен опускает глаза, потому что он не может всегда жить на виду. Ему нужна вода. Ему нужен воздух. Свет слишком высушивает.

Все должно быть наоборот, последнее слово за ним, но сегодня Джаред пробует новую роль: не игривого щенка и не инфанта, озабоченного своими волосами. Он играет роль Дженсена. Сарказм Дженсена, иголки Дженсена. Быстро впитывает.

В комнате два дивана, два Дженсена и один плазменный телевизор.

— Какого черта, Джаред — говорит Дженсен и идет к двери. Открывает ее, оборачивается и кидает ему айпод, в броске похожий на морское животное с тонкими белыми щупальцами. Джаред, не глядя, ловит.
Интересно, попадаются ли айподные осьминоги в аквариуме Ванкувера, куда они ходят по выходным.


Showtime
— Просто попроси.
— И что дальше, Джаред? Мы будем жить долго и счастливо, пока ты не заморозишь себя в криокамере?
— Почему ты все усложняешь?
— А почему ты все упрощаешь?
— Я мог бы подпоить тебя. Или добавить экстази в твой Старбакс. Или раздеться.
— Не можешь смириться, что я не Харли и не Сейди, не бегу к тебе, как собака?
— Мне было некому позвонить, только тебе.
— Я не могу быть с тобой каждый раз, когда ты расстаешься с девушкой или у тебя плохое настроение, и ты лежишь пластом на черном диване, обняв подушку. Есть вещи, которые не показывают другим. Посторонним людям не показывают свою аптечку. Я твой друг, но я не твоя собака.
— Ты снова делаешь это. Ты боишься, что я слишком много значу для тебя.
— Такие вещи тоже не говорят, Джаред. Не устраивай сериал, мы и так по уши в мелодраме.
— Ты боишься. Даже не меня, а себя.
— Повесь диплом на стенку и принимай пациентов на кушетке. Как тебе роль?
— Я серьезно, Дженсен. Не веди себя как Дин.
— Я тоже серьезен, и я не Дин. Не делай со мной того же, что и со всеми.
— А что я делаю?
— Ты знаешь. На самом деле ты на другом конце поводка. Это ты держишь за ошейник, а не тебя.
— И у тебя есть диплом и пациенты?
— Перестань, Джаред. Нельзя получить всего, чего хочешь.
— Я хочу тебя, а ты не хочешь признавать, что…
— Все, хватит.

Дженсен выкрикивает в лицо Джареда два слова, и они изменяют лицо напротив. Джаред стоит перед ним уязвимый, но готовый к всему.

— Смотри, — говорит он слишком тихо и маняще. — Смотри на меня.

Дженсен смотрит, потому что ему не остается ничего другого. Джаред как легкий наркотик. Сигарета с марихуаной, сладкий дым, который вдыхаешь в машине с поднятыми стеклами, кабинке туалета или на закрытой вечеринке. Тяжелый Джаред, клубящийся в его легких и оседающий внизу живота. Эйфория, которая улетучивается, когда сигарета выкурена, а Джаред не маячит перед глазами хотя бы несколько дней, и его южный шарм, или что это вообще такое, не выветривается из Дженсена.

Дженсен сглатывает и говорит:
— Попроси первым.

Джаред молчит. Он хочет выиграть так, чтобы не проиграть. Попросить — это значит признать свою полную зависимость, признать власть другого над собой. Дженсен — его Суперкубок. Он не знает, что делают с желанными наградами после того, как их получат. Шер подпирает Оскаром дверь своей ванны. У всех аптечка располагается именно в ванной, за зеркальной дверцей над раковиной. У Джареда она на подоконнике, в голубой коробке из-под роликов Skechers, видная снаружи, если посмотреть в окно. Там лекарства от аллергии, детский крем, баночки с витаминами, таблетки против всего на свете. Кроме такой болезни, как восхитительный во всех отношениях Дженсен Эклз, и только им он и болеет.

Джаред срывается:
— Ты — моя собака! Вы спали на одном диване, все трое.

Дженсен прикрывает за собой дверь и уходит ночевать к другу. Другому другу, не такому настырному и не такому Джареду. Настырному он звонит утром как ни в чем не бывало. В этом он специалист: делать вид, что ничего не произошло. И не произойдет. Есть непоправимые вещи, которых не следует допускать. Техника безопасности.

— Все в порядке, Джаред? Мы же друзья, я всегда вытру тебе шею и сопли между дублями.
— Ладно. Встретимся позже.

Когда Джаред не называет его холодной сукой, а он его — горячим жеребцом, они отлично проводят время, швыряясь конфетами или уничтожая стейки в Morton’s.


Fashion Guide TV
Том Форд выпускает новый аромат для мужчин, который неуместен в Айове, но будет весьма популярен в Лос-Анджелесе. У Дженсена дом и Данниль в Лос-Анджелесе, и ему наплевать на то, что предлагает Том Форд, когда он собирается пойти в японский ресторан Katsuya в Голливуде.

Они разъезжаются с Джаредом, но половина их жизней и памяти телефонов все так же забита друг другом. Джаред как-то раз спрашивает ровно, без эмоций:

— Ты этого хотел, да? Я стану взрослым и буду курить дорогие сигары с Кубы, привезенные контрабандой на частном самолете. Я женюсь.
— Женевьев? — отрывисто утверждает Дженсен.
— Я с ней встречаюсь, помнишь?
— Я помню все, кроме пяти последних страниц сценария прошлой серии. Мы даже ходили все вместе в бистро BLT Steak. Там был бармен, который недоливал.
— Ты говорил мне, верно. Ты сказал, это политика, призванная отрезвить клиентов. И заказал еще. Проще было взять бутылку.
— Я предпочел так. Она милая. Брюнетка, как раз в твоем вкусе. Поздравляю.
— Правда?
— Правда в том, что-то ты хочешь доказать что-то себе, мне, своим родителям, своим фанатам и поставщикам сигар с Кубы. Или может, у тебя слишком много женатых друзей?
— Ты хочешь меня разозлить?
— А получается?
— Не особо. Я все решил.
— И сделал предложение.
— И сделал предложение. В картинной галерее.
— Никогда не понимал живопись.
— Жен в этом разбирается, таскает меня на выставки.
— Это то, что тебе нужно?
— А что ты предлагаешь взамен?
— Ничего. Ничего.

Так заканчивается период серой толстовки от Abercrombie, полный случайных друзей и неслучайных связей. У Джареда есть вещи, которые он затаскивает до дыр. Его вещи. Они оказываются первыми, что попадается ему на глаза, и он постоянно их надевает, пока они ему не надоедают. Это не привязанность, а соответствие настроению. Меняется настроение и круг общения, обновляются и вещи. Белые ожерелья, шапки, базовые майки, что угодно.

В 2006, после успеха первого сезона Supernatural, у него был свитер неопределенного цвета, скорее всего, ягодного, в котором он отвечал на вопросы на своей первой конвенции, посвященной сай-фай, в том числе Lost, и в нем же хлестал из горла вино Edna Valley.

Они с Дженсеном кутили всю ночь на вечеринках СW в тесной актерской компании, а утром следовали по серой улице на запись очередной программы, на ходу глотая кофе и свежий воздух. Джаред шлепал вьетнамками, а Дженсен выглядел до отвращения свежо.

Чуть позже Джаред рассказывает безупречному Эклзу о периоде голубых рубашек, в которых он появлялся на Teen Choice и не только, когда его сериальная карьера только начиналась.

— Голубой период Пикассо, — шутит он. — Я держал тогда руки в карманах, не знал, куда их деть, как и техасский акцент.
— Обычно потом приучаешь себя оставлять в кармане только одну руку, — задумчиво соглашается Дженсен. — Модные фотографы оценивают тебя, словно вещь на гаражной распродаже. Стоит ли брать тебя из Техаса.

— Они делают вот так, — говорит Джаред, смотрит ему в глаза долго и внимательно, потом берет пальцами за подбородок. Пальцы, как кипяток, обжигают кожу, и лицо Дженсена напрягается.

— Я тебя не съем, — обещает Джаред и приказывает чужим, скопированным голосом. — А теперь поверни голову направо. Налево. Покажи зубы.

Он осторожно разворачивает лицо Дженсена то одной, то другой скулой к себе. Потом нехотя отпускает.
— Хорош. Бывает, смотр продолжается. Как это называется? В неформальной обстановке.
— И ты… соглашался?
— Йен Брукс сказал мне, что у меня потрясающее лицо. Редкое. И пригласил к себе. Я его послал. Но знаешь что? Он сделал мне фотосессию для журнала.

Джаред показывает ему черно-белую фотографию в серебристой рамке. На фотографии Джаред сидит, переплетя пальцы между колен. Снято с явным чувством.

— Это хороший портрет, — медленно говорит Дженсен, как раз учащийся фотографировать Сanon, и опускает рамку обратно в ящик тумбочки. — Выразительный.

В трейлере Джареда, как и в его, нет расставленных повсюду фотографий семьи и друзей, они хранят их в своих телефонах и старых фотоальбомах.

— Он прислал мне это после съемки.
— Даже не буду спрашивать, зачем ты хранишь такие подарки.
— А у тебя когда-нибудь такое было?
— Мне пришлось усвоить следующее: показывай, но не предлагай. От этого, — Дженсен очерчивает рукой круг вокруг своего лица, будто заключая его в зеркало, — бывает много проблем. Я не люблю свою внешность, потому что другие ее слишком любят.

— Красивым девушкам всегда тяжело, — смеясь, сообщает Джаред, и Дженсен смеется вместе с ним, хотя даже не собирался, вспомнив несколько неприятных ситуаций, произошедших, когда он снимался в рекламе и для каталогов, и даже когда он стал актером.

С Джаредом в правду или вызов можно играть бесконечно, он многое не пробовал, а многое из того, что он уже успел, даже не приходило Дженсену в голову. Потому что только Джаред мог посыпать арбузы сахаром вместо соли*** на пикнике, спустив босые ноги с багажника машины.

На снежной свадьбе Джареда в феврале гости сидят на скамьях под тентом, а новобрачные приносят клятвы у цветочной арки. Позже, в ресторане, Джаред поднимает бокал, Женевьев плачет от счастья, а Дженсен расстроен, потому что ему, как свидетелю жениха, полагается особый нож, выполненный на заказ.

Джаред прощально обнимает его одной рукой, от него пахнет дорогим табаком и дорогим обручальным кольцом.
— Где нож, Джаред? — через плечо спрашивает Дженсен.
— Надеюсь, не в твоей спине.

Дженсен спрашивает у Клифа, Клиф должен знать, где клятый нож. Джаред разрезает многоярусный торт, но на его тарелке лежит пирожное, на котором выведено: «Сан-Антонио». Фундамент. Отправляя в рот сладкий кусок места, в котором он родился, Джареду кажется, что он ест самого себя, и это ощущение его успокаивает. Он съедает еще ложку.

Покидая Айдахо, где проходила церемония, Дженсен застает мир немного изменившимся. Вещи становятся более четкими и неожиданными, его узнают люди, которые вряд ли могли знать его в лицо.

В мае Дженсен переступает рубеж. Настает время, когда тебе переваливает за тридцать, и надо оформить то, что еще имеет неопределенные очертания. Замкнуть контур.

Вещи и в самом деле приобретают завершенность. Заканчивается пятый сезон шоу, и уходит Эрик Крипке. Заканчиваются главные холостяки на съемочной площадке.

Они ставят Ванкувер на паузу, как видеозапись, и открывают другие файлы и другие города.


National Geographic Channel
Джаред говорит про коны, за которые они получают по 150 тысяч баксов на нос: «Заработать на корм для собак». Почти турне: Ванкувер, Чикаго, Сан-Диего, Сан-Франциско. Прямым рейсом. Джаред заходит все дальше, но не в географию. Джаред развивает свой комический образ, делая его еще более беспокойным. Джаред как приз зрительских симпатий, врученный самому себе. Ему требуется все большая доза обожания. Купаться в ванне, наполненной любовью. Это подходит ему, как и ванна в Англии, единственно вместившая его рост.

Он откровенно врывается на сцену, разя наповал стулья и публику, но Дженсен остается неподвижным. Он устоял. И Джаред уважает его за это, тянется взглядом и телом за его рукой и словами, и Дженсен смотрит на него так, будто желал бы найти его в своем рождественском носке над камином. Но он не выдает себя и не выдает его, это делает Джаред за них обоих.

Пышным женщинам, их основным поклонницам, на самом деле ни к чему ответы на вопросы. Они пришли, чтобы получить их живьем, и они получают свое. Каждый получает свое по обоюдному согласию.

Джаред дает объятие и улыбку, как объявление в газете, которое будет отпечатано по всему тиражу, но все равно останется уникальным. В этом объявлении сказано: «Я люблю тебя». Джаред — живое воплощение валентинки. Праздник, который с тобой не всегда, но здесь и сейчас.

Он без переходов, попеременно то ультрафиолетовое, то тепловое инфракрасное излучение, недоступное глазу. Есть только температура, не по Цельсию, не по Кальвину. Джаред зашкаливает, нравится это или нет. Чрезмерный. Так сильно, как он, не дышат. От него забываешь дышать. Если Дженсен напишет о Джареде книгу, он возьмет псевдоним и изменит все имена. Это будет книга о путешествиях.

Когда съемки закидывали Джареда в разные штаты, а то и страны, он в перерыве между рабочими днями брал напрокат машину и гнал ее вперед. Он выходил из магазинов с белыми полиэтиленовыми пакетами, которые могут выдержать до десяти килограмм веса, и бросал их на свободное сиденье машины. Он останавливался, когда и где хотел, и мир казался вместительным для него. Но потом ему надо было вернуться к сроку и камерам. Он приходил к тому, с чего начинал.

…Локти нажимают на стойку регистрации, Джаред проходит контроль, а на обратном пути у него стоит массивный серый чемодан, а на чемодане — сумка гораздо более компактного размера. По курсу — Аргентина, в которую они ездят всей семьей. Умница Меган одергивает на нем рубашку, полезшую вверх от лямки рюкзака. Джаред часто держит в руках фотоаппарат, выбирает местные вина и ходит по пустым местам, будто брошенными людьми. Собаки бродят за ним по сухой каменистой дороге, пыль плотно оседает на кроссовках к закату. По путеводителю Джаред узнает грандиозные испанские названия. Коктейли тоже носят громкие имена, придуманные во время фиесты много веков назад или на прошлой неделе, когда пришлось обновить меню из-за роста цен.

Буэнос-Айрес сменяется позднее Римом и Барселоной во время европейских конов, и Джаред отказывается от предложений агента сыграть летом еще в какой-нибудь картине вроде «Пятницы, 13» или «Рождественского коттеджа». Джаред готовится к этим поездам вместо роли. Он читает об Италии и Испании, их культуре и истории, надеясь ухватить суть. Первое, что он понимает: у них тоже есть лица. Его интересуют здания, пережившие своих создателей и посетителей. Самое основное, что он понимает: лица стареют изнутри. С его лицом это происходит тоже. Старую Европу обычно дарят выпускникам американских колледжей как пропуск во взрослую жизнь.

Дженсен знает, что нельзя осмотреть все. Он ходит по римским улицам в солнцезащитных очках, покупает Джареду кимоно нереального размера в Японии, ест рыбу в Австралии, ходит по зоопаркам и учится подводному плаванию. Австралия… Бары есть всюду, хоть в Бостоне, хоть в Сиднее.

В Австралии они валяются в номере Джареда, слушая кантри. Потом Джареду надоедает молчать, и он делится историей, которая случилась в раздевалке, когда он играл в баскетбольной команде Hollywood Knights.

Пока Дженсен обдумывает эту биографическую подробность, Джаред, назло расставшись с черной футболкой, изображающей почти критского быка, у него на виду, идет в душ, хлопнув дверью. Потом в номер стучится Миша Коллинз, и они идут оттянуться после местного кона.

На самом деле у Дженсена много такого рода историй, но Джареду необязательно их слышать. Обыкновенно они путешествуют отдельно, чтобы отдохнуть не только от съемок, но и друг от друга.

«Я вижу тебя изо дня в день. Я хочу сменить этот унылый вид на какой-нибудь другой» — отсылает ему sms Джаред.
«Флаг тебе в руки», — невозмутимо отвечает Дженсен.

После хиатуса они сталкиваются вновь и готовы продолжать.

Дженсен любит гольф, который упорядочивает траекторию мысли при расчете удара по мячу. Даже свитер в ромбик не может испортить удовольствие от попадания в лунку.

Дженсен учит Джареда играть в гольф.
— Ты почти безнадежен, — отмечает он, когда Джаред, слишком сильно размахнувшись, в очередной раз снимает клюшкой слой дерна.
— В баскетболе я тебя сделаю, — парирует Джаред, снова выбивая почву из-под ног Эклза.

Иногда ему кажется, что Джаред придумал ту сомнительную историю в раздевалке. А иногда — нет. С ним не поймешь.

Они приходят к тому, с чего начинали. Иногда Дженсен думает, что лучше уж войти в горящий дом, однажды он испытывал так себя в детстве, чем противостоять Джареду.


MTV
— Ударишь меня по лицу?
— Я бы тебе врезал, но я ценю труд гримеров и с моей стороны было бы невежливо его усложнять.
Джаред сжимает его затянутый в темную ткань локоть, стоит совсем близко. Дженсен не делает попыток вырваться. Он смотрит на причиняющие боль пальцы, на округлую вишневую косточку на запястье, он неторопливо поднимает взгляд дальше, по предплечью, к жадным глазам Джареда.
— Дженсен.
Каждый звук — стон, все вместе — имя на выдохе.
— Отпусти меня.

Джаред медлит, всматривается в его спокойное лицо, раскрывает губы, и они пустые, в них нет больше слов.
— Отпусти, слышишь?
Пальцы разжимаются, оставив лишние заломы на закатанном рукаве.
И поскольку глаза Джареда страдают, Дженсен поясняет:
— Я не могу, понимаешь?
— Нет. Мне плохо, тебе тоже.
— Ты злишься, ты ненавидишь меня за это, но идешь дальше. Это помогает тебе идти дальше.
— Не говори мне это.
— Посмотри на меня.

Джаред смотрит открыто, надломлено.
— У тебя редкое лицо, — говорит Дженсен и перехватывает руку Джареда, сжатую в кулак, в каком-то дюйме от своего носа.

Почему-то в таких случаях всегда достается носу.

Джаред уходит в свой трейлер и воспоминания. Он даже не может уехать со съемочной площадки, надо ждать водителя. Все, что у него есть — крошечный байк, обгоняемый аналогичным байком Дженсена, который управляет им в банном халате.
…Окна открыты настежь, и нет никаких занавесок, жалюзи и автоответчиков. Чем выше, тем лучше вид. Калифорния захлебывается неоном и селебрити там, внизу, а здесь у него разбросаны футболки с идиотскими надписями, пустые яркие пакетики, где ранее в скорлупе располагался арахис, и перевернутые коробки из-под пиццы, опустошаемые вместе с Чадом, который Майкл Мюррей, Джорданом и остальными. Можно закладывать вещи в стенные шкафы, а можно сказать собакам: «Нельзя», и Джаред выбирает второе, потому что одежда в его шкафу теряется, когда не на виду.

Когда Калифорния с Голливудом не видна из окон, она тоже теряется, и он вновь оказывается в Сан-Антонио и в местной газете после выигрыша регионального конкурса талантов, зная, что хочет большего. Здесь, в Лос-Анджелесе, ты не первый парень в городе. Ты просто типаж, на очередном кастинге все те же соискатели, отвечающие профайлу по нескольким параметрам. У каждого официанта есть свой агент, а у Джареда есть агент Фредди Принса-младшего. И все равно каждый раз боишься, что тебя не выберут, что выберут не тебя. А потом, набравшись опыта, ты смотришь, как играл в «Девочках Гилмор», и поражаешься: «За что они выбрали меня?»
Долгие проекты дают уверенность в себе, завтрашнем дне и своевременной оплате квартиры, в которой можно держать собак и печенье.

Долгие проекты опасны тем, что уже не надо брать новую высоту.
Но что-то всегда должно тебя стимулировать.

Там, внизу, люди кажутся маленькими, и Джаред спускается вниз, чтобы обнять их всех. Когда ты кого-то обнимаешь, ты найден. Но обнять всех невозможно, хотя в четыре часа утра эта идея представляется Джареду жизнеспособной. В последнее время организаторы и охранники не подпускают его к людям внизу, и Джаред пропадает с глаз долой.

На часах несомненно четыре часа, это время суток действует на него как кальян, и до этого времени определенно стоило добраться, потому что Джареду удается разговорить Дженсена. Дженсена, который хочет слиться с окружающей средой, с кирпичной стеной бара, с компанией, с командой, в то же время оставаясь себе на уме. Все его усилия заканчиваются тем, что он выделяется, даже надвинув на глаза кепку.

— Ты почти со всеми в ладах, и все прекрасно до тех пор, пока ты не снимаешься в пижаме Супермена — и вот все школьные стены обклеены тобой. Стоит отличиться, и сразу начинается.

Джаред смеется, Дженсен отпивает виски из стакана.
— За все приходится платить. Вот так я заплатил за свою первую машину.
— И что было дальше?
— В Лос-Анджелесе я снимал квартиру с друзьями. И все было чудесно, кроме моей очереди чистить туалет. Это неизбежно, знаешь. За хорошее всегда платишь, хоть чем-нибудь.
— Только не за меня, — отмахивается Джаред и закидывает на него руку в гипсе. — Я рассчитаюсь по счету.
— Я бы заплатил за тебя. Но это халявная вечеринка. Давай уже пойдем, пока ты не устроил на столе бесплатный стриптиз перед Кристен Белл.

Черный ход всегда спасает, когда хочется ускользнуть незаметно. Всегда стоит предусмотреть пути отступления. Но есть то, чего нельзя предусмотреть, когда выходишь из такси.

— Что ты делаешь, Джаред?
— А на что это похоже?
— На что, что ты хочешь меня поцеловать, только в рот не попадаешь.
— И что такого?
— Тебе утром будет не по себе. И я сейчас не о похмелье.
— Мне все равно.
— А мне — нет. Выбрось это из головы.
— У меня нет головы. Я — всадник без головы.
— Очень болтливый всадник. Без головы и без лошади.
— Ты сердишься?
— Неужели ты понял? Боги услышали мои молитвы.
—Ты мне нужен.
— Не в такой степени.
— Ты меня заводишь.
— Не глупи. Не порти все. Мы ведь как Мэтт Деймон и Бен Аффлек.
— Я буду Деймоном.
— Принимается.
— И что, мы напишем сценарий, снимем фильм и получим Оскар?
— В точности.

Джаред счастливо засыпает в преддверии Оскара, а Дженсена ломает. Дженсен видит соблазнительную дорожку кокаина и вдыхает его не носом, а ртом, двигаясь вниз от пупка Джареда туда, где дорожка заканчивается, а Джаред громкий и согласный на все. Еще одному человеку не мешает хорошо проспаться. Обилие наркотиков и Падалеки разрушает жизнь.

Наутро Джаред говорит о своей девушке Сандре Маккой, она такая маленькая и сладкая в джинсах и вьетнамках, хочется носить ее на плечах, и Дженсен решает, что пронесло.

А потом, после отпуска на Гавайях, куда должны попадать персонажи Supernatural вместо рая, и встреч с ее родителями, они с Сэнди расстаются, и Джаред снова звонит ему.

Оскар все же появляется. Он действительно золотой, помесь золотого ретривера с пуделем, и его выбрала жена Дженсена Данниль Харрис.


Comedy Time
Время оплачено. Они сидят в комнате допроса на именных стульях в разных рубашках и одинаковых джинсах. Зеркальная стена перед ними, отражающая их, проницаема для владельцев золотого пасса. Они улыбаются и вскидывают в приветствии руки. Рукава закатаны до локтей, и на запястьях Джареда нет часов.


Примечания:
Watch (TV)* — обыгрывание таких значений, как "часы" и "телевидение". В переводе название теряется, но приблизительно это будет "Часы (прайм-тайма)".
«Источник», но не в книге Энн Рейд** — книга, которую читали оба Джея.
бесчисленные Old Spice и Head&Shoulders*** — здесь и далее: бесчисленные упоминания торговых марок, брендов и названий сетей общепита. Не обращайте внимания, это скрытая реклама.
только Джаред мог посыпать арбузы сахаром вместо соли*** — в США есть вкусовая традиция посыпать арбузы солью. В Китае их посыпают сахаром. А в странах СНГ и то, и другое считается диким.))
На часах несомненно четыре часа, это время суток действует на него как кальян — время суток, когда Джаред сфотографировался топлесс с цыпленком и в стетсоне, когда снимался в "Пятница, 13".